Он помрачнел, блуждая взглядом по пустому коридору.
Почему она ушла? Неужели она так сильно расстроена из-за того, что они не могут быть вместе? Так сильно, что не смогла больше находиться здесь и ей пришлось уйти? Или дело было в другом?
Какой-то частью своей души он эгоистично желал, чтобы причина ее ухода состояла именно в том, что они не могут быть вместе. Однако умом он понимал, что она не оставит свой пост ради чего-то несущественного.
— Между нами все кончено… — тихо пробормотал он. — Вбей наконец это себе в голову, приятель.
Его вновь охватило чувство одиночества, которое он ощутил, едва вытолкнув ее из картины.
Уйдет ли когда-нибудь это чувство потери?
Он снова принялся вышагивать по беседке. В голове его навязчивой идеей крутились мысли о Гермионе. Он хотел увидеть ее вновь, даже несмотря на то, что больше никогда не сможет коснуться ее руки или провести кончиками пальцев по ее волосам. Он просто хотел, чтобы она вернулась; хотел смотреть на нее и мечтать о том, что могло бы быть.
Его мрачные размышления прервал грохот, донесшийся из дальнего конца коридора. Он вскинул голову и увидел Пивза, который с шумом выскочил из-за угла. Он летал туда-сюда, напевая одну из тех гадких песен, что придумывал сам.
Хозяйка вернулась.
Она вернулась, она вернулась.
Но меня никто не в силах остановить.
Если я задумал шалость!
Полтергейст повторял свою песню снова и снова, летая мимо картины, где притаился Северус, то и дело врезаясь в картинную раму и попутно сшибая стоящие вдоль коридора доспехи. Как только до него дошел смысл слов песенки Пивза, его глаза широко распахнулись. С колотящимся в груди сердцем, предвкушающим скорую встречу с Гермионой, он спешно покинул картину.
***
Едва оказавшись на своем портрете, Северус увидел Гермиону, которая в недоумении озиралась по сторонам. Рядом с ней стоял старик, написавший его портрет. Северус не мог отвести от нее взгляда и чувствовал, как вновь утопает в глубокой тоске.
— Я не знаю, где его искать, — проговорила Гермиона, обращаясь к старику.
Ее взгляд вновь вернулся к портрету, и в глазах отразилось облегчение. Его сердце сжалось в груди, едва он встретился с ней взглядом. Он знал, что, увидев ее вновь, снова испытает сожаление, но не предполагал, что оно будет таким сильным.
— Северус! — воскликнула Гермиона и бросилась к портрету.
Она протянула руку и погладила его по нарисованной щеке. Он попытался дотянуться до нее, но как ни старался, не мог коснуться ее руки, хоть и чувствовал ее прикосновение на своем лице. Он разочарованно направился к креслу и тяжело опустился в него.
— Где ты была? — резко спросил он.
Он не хотел, чтобы его слова прозвучали грубо, но разочарование слишком долго терзало его, а невозможность прикоснуться к ней заставила его пожалеть о том, что он вообще появился на своем портрете. Гермиону несколько раздосадовала его резкость.
— Мы здесь, чтобы помочь вам, профессор, — начал Франко ДиГрегорио, стоявший позади Гермионы.
Франко шагнул за кресло Гермионы, встав прямо перед портретом.
— Я должен извиниться перед вами, синьор. Я не знал.
Северус переводил взгляд с ДиГрегорио на Гермиону и обратно.
— Чего вы не знали? — строго спросил он.
ДиГрегорио неуверенно посмотрел на Гермиону. Она выдавила из себя мимолетную улыбку, а затем посмотрела на Северуса.
— Вероятно, когда Франко зачаровывал твой портрет, он пропустил одно слово в заклинании.
Северус изогнул бровь.
— И…
— Вместо того, чтобы наделить портрет твоей сущностью, он наделил его душой.
— Что? — неверяще переспросил Северус.
Гермиона повторила еще раз. Слушая ее рассказ о том, как его душа оказалась в портрете словно в ловушке, он все больше и больше хмурился. Наконец гневно поджав губы, он повернулся к ДиГрегорио.
— Значит, с самого начала я был заперт в этом… — он обошел пространство вокруг своего кресла. — И должен провести в этой двухмерной тюрьме целую вечность?
Гермиона сделала шаг назад.
— Северус, я понимаю, как это нелегко…
Злобно ухмыльнувшись, он посмотрел на нее. Его вдруг одолело дикое желание оторвать ей голову, но едва взглянув на нее, он понял, что сейчас в состоянии лишь глубоко вздохнуть и кивнуть, опустив голову в знак смирения.
— Ты не представляешь, каково это — быть пленником обстоятельств. Я надеялся, что, хотя бы после смерти смогу этого избежать.
Глаза Гермионы светились сочувствием, и она продолжила:
— С того момента, как я покинула Хогвартс, мы проводили эксперименты. И, думаю, нам удалось найти решение.
Он посмотрел на нее сквозь завесу волос, спадающих на глаза и скрывающих большую часть лица.
— Решение?
Она кивнула.
— И что это за решение?
Она наконец отважилась подойти ближе к портрету и попыталась сквозь пряди волос, за которыми прятался Северус, посмотреть ему в лицо.
— Мы попытаемся вытащить тебя из портрета.
Северус резко вскинул голову и удивленно посмотрел на нее.
— Как? Разве такое возможно?
— Видите ли, профессор, — начал Франко ДиГрегорио, но Северус прервал его взмахом руки.
— Пусть она объяснит мне… не вы, — потребовал он.
ДиГрегорио кивнул и отступил на несколько шагов назад, чтобы Гермиона сама все рассказала.
— Мы разработали заклинание, которое способно вытащить твою душу и нарисованное тело из картины. Эти чары крайне сложны, и для того, чтобы правильно их наложить нужны мы оба. Теоретически, они должны вытащить тебя из картины, и ты снова станешь живым.
— Теоретически… — тихо повторил Северус.
— Да.
— Вы проверяли свою теорию на практике?
— Мы проверили ее на домашнем питомце, который умер совсем недавно. Опыт прошел вполне неплохо.
Северус подошел к краю холста.
— Вполне неплохо? Что это значит? Где гарантии, что вместо того, чтобы спасти меня, вы не отправите мою душу в небытие после того, как произнесете заклинание?
Гермиона сокрушенно смотрела на него какое-то время, а потом ответила:
— Северус, мы не можем знать наверняка. Если ты не появишься живым в реальном мире, то ты перестанешь существовать. Что же касается твоей души, то мы также не знаем, что с ней будет, мы лишь надеемся, что она вернется в потусторонний мир. Но никаких гарантий у нас нет.
Северус нахмурился.
— Оставьте меня. Я должен обдумать возможное развитие событий, прежде чем позволю вам использовать на мне какие-то неизвестные чары. Нет никаких гарантий, что я останусь существовать в какой-либо форме, если вы это сделаете. Мне нужно все обдумать.
— Северус…
— Уходи! Возвращайся через час. И я сообщу тебе о своем решении.
Гермиона вплотную подошла к портрету и прошептала:
— Мне жаль. Это все, что нам удалось сделать. Я тоже очень боюсь, но, если мы не попробуем, ты навсегда останешься запертым в этом портрете.
Северус молча сверлил ее немигающим взглядом. Он видел, как она кивнула ему, развернулась и двинулась в сторону выхода из кабинета, увлекая за собой ДиГрегорио, крепко схватив за руку. Он хотел протянуть к ней руку, хотел прикоснуться к ней, но понимал, что в своем теперешнем состоянии никогда не сможет этого сделать.
Он опустил голову, посмотрел на свои нарисованные руки и провел ладонями по бедрам.
Могло ли заклинание, что они изобрели, сработать?
Он знал Гермиону. Она никогда не стала бы предлагать что-то, если бы не была уверена, что оно сработает. Но к сожалению каждое вновь изобретенное заклинание всегда имело риск не сработать так, как нужно.
Каково это — не существовать вовсе? Когда нет ни сознания, ни тела, ничего. Кануть в небытие, навечно быть запертым в нарисованной тюрьме или иметь возможность снова ходить по земле… Что выбрать?