Его взгляд опять вернулся к колдографии хмурой физиономии Снейпа. Он усмехнулся.
— Послушайте, профессор, — проговорил он с характерным итальянским акцентом, обращаясь к Снейпу на колдографии, — вам придется показать мне больше, если вы хотите, чтобы я смог точно написать ваш портрет. Мне нужно видеть больше ваших эмоций, а не только то раздражение, что вы демонстрируете.
Снейп насупился и сложил руки на груди, на что Франко лишь пожал плечами.
— Что ж, дело ваше. Если вы хотите, чтобы ваш портрет отражал вашу истинную сущность, то вам волей не волей придется показать мне, какой вы на самом деле. В противном случае магия создаст лишь искаженное подобие. Вы же не хотите этого, правда?
Северус поднял взгляд и хмуро посмотрел на него.
— Да, я знаю. Вы не слишком часто улыбались в реальной жизни. Я также знаю, что вы были шпионом и, вероятно, не могли вести себя иначе. В противном случае вас бы раскрыли и убили. Но! Если вы улыбнетесь или покажете мне другие положительные эмоции, это вовсе не будет означать, что ваш портрет будет улыбаться всем и каждому до скончания веков. Это лишь даст более полное представление о том, какой вы на самом деле… то есть, каким были на самом деле.
Еще мгновение Снейп хмуро взирал на него, а потом его губы медленно, словно нехотя изогнулись в подобие того, что Франко принял за улыбку. Выглядела она натянуто и неестественно.
— Хорошее начало. Как насчет того, чтобы посмеяться?
Лицо Северуса вновь стало хмурым.
— Давайте, я расскажу вам анекдот. Почему профессор Снейп стоит посередине дороги?
Северус прищурился.
— Чтобы никто не догадался, на чьей он стороне.
Это вызвало у него настоящую улыбку.
— Очень хорошо. А вот еще один. Как назвать хаффлпаффца с одной извилиной?
Северус вопросительно изогнул бровь.
— Подарком!
На этот раз шутка определенно удалась, и Франко ошеломленно наблюдал, как Северус Снейп разразился беззвучным живым смехом. Он был поражен тем, как это нехитрое действие преобразило его лицо. Не теряя времени, он принялся орудовать кистью, кое-где добавляя штрихи к своей работе.
Спустя полчаса художник вновь окинул портрет изучающим взглядом, сравнивая его с изображением на колдографиях. Он поочередно подносил их к холсту и внимательно разглядывал. Взгляд метался от портрета к колдоснимку и обратно. Проделав это со всеми четырьмя изображениями, он удовлетворенно кивнул самому себе.
— Готово.
Он подошел к книжной полке и выудил из стопки книг нужную. Заклинание, что использовалось для того, чтобы придать изображению на портрете имитацию жизни, было чрезвычайно сложным и должно было выполняться в точности. Всякий раз зачаровывая портреты, Франко цитировал его прямо из книги, и результат всегда был впечатляющим.
Несмотря на то, что он уже сотни раз использовал это заклинание и даже знал его наизусть, он, тем не менее, нашел время еще раз перечитать весь раздел:
«Для того, чтобы заколдовать портрет, нужно в точности произнести слова заклинания. Даже малейшая ошибка в произношении заклинания может привести к необратимым последствиям или полному провалу. Во избежание этого тщательно отработайте заклинание…»
Dare vita at non cor ad hic effigies — Дай этому портрету жизнь, но не душу.
Франко достал свою палочку и, не произнося ни слова, выполнил нужную комбинацию пасов и взмахов несколько раз в качестве подготовки. Отработав движения палочкой, он посмотрел на портрет Снейпа.
— Вы готовы, синьор? — спросил он, обращаясь к нему на итальянский манер. — Надеюсь, что да, потому что я готов.
Он поднял палочку и взмахнул ею.
— Dare vita at…
Но именно в этот момент в окно комнаты влетела большая сова. От неожиданности и испуга, он сбился с мысли, и движение его палочки на миг замедлилось. Но уже в следующее мгновение он пришел в себя и закончил заклинание.
— Cor ad hic effigies! — громко произнес он.
С кончика его палочки сорвалось золотое свечение и окутало холст. Франко опустил палочку и сосредоточенно свел брови. Он знал, что во время зачаровывания портретов нельзя оставлять дверь и окно открытыми, чтобы ничто не помешало мастеру. Противная сова отвлекла его, и он очень надеялся, что все-таки ему удалось правильно применить чары. В противном случае ему придется начать все с начала: ведь если заклинание сработает неправильно, портрет уже никогда не удастся зачаровать.
Франко ближе подошел к портрету и с волнением вглядывался в него. Магия заклинания все еще окутывала картину, медленно впитываясь в краски на холсте. Наконец, весь золотой свет исчез внутри портрета, и Северус моргнул и удивленно повернул голову.
— Что происходит? — растягивая слова, произнес он.
— Ах! Я думал, что совершил ошибку, профессор! Но похоже, все так, как и должно быть! Добро пожаловать обратно в волшебный мир!
Глаза Северуса опасно сузились.
— Что вы имеете в виду?
— Я нарисовал вас. Теперь вы — портрет, который в скором времени повесят на стену в кабинете директора Хогвартса.
— Но… Только что я сидел под деревом и… читал. Что вы сделали?
Франко удивленно посмотрел на портрет. Прежде он никогда не слышал, чтобы маг, изображенный на портрете, рассказывал, чем занимался после смерти.
— Я лично зачаровал ваш портрет и вдохнул в него жизнь. Вы говорите, что сидели под деревом? Возможно, это было воспоминанием из вашей прошлой жизни?
Северус сверкнул глазами.
— Нет, идиот. Я просто читал под деревом. Я занимался этим с тех пор, как умер. Это очень расслабляет, к тому же не нужно ни с кем общаться. А теперь благодаря вам я снова здесь, где мне придется… разговаривать… с людьми.
Франко с беспокойством поглядывал на картину. Возможно, когда он произнес заклинание что-то пошло не так — странное стечение обстоятельств, которое дало этому портрету немного больше сознания, чем все остальным, которые он создавал до этого. Тем не менее, картина на первый взгляд была в полном порядке и отображала именно то, что обычно делал Северус Снейп.
— Немного больше сознания, чем нужно, наверное, все же не повредит, — пробормотал себе под нос Франко.
— Немедленно отправьте меня обратно, — потребовал Снейп.
— Мне очень жаль, профессор. Но я не могу этого сделать. Когда на портрете проявляются элементы вашей личности, их уже нельзя удалить.
Северус стиснул ладони в кулаки.
— Вы хотите сказать, что я теперь навсегда застрял в этой крошечной раме?
— Ну, она совсем не крошечная. Ее размеры три фута на четыре…
— Мне все равно, насколько она велика, вы, жалкое подобие художника. Я хочу выбраться отсюда!
Франко улыбнулся.
— О, как только я повешу ваш портрет на ваше законное место в Хогвартсе, вы сможете ходить по всему замку от одного портрета к другому.
— И смогу вновь читать, сидя под деревом? — едко спросил Северус.
Франко пожал плечами.
— Я уверен, что на одной из картин вы сможете найти себе дерево. В том, что там определенно есть книги, я и не сомневаюсь. На многих картинах изображены полки с книгами. А в библиотеке Хогвартса висит картина, на которой изображена ее точная уменьшенная копия.
— Меня не интересуют воображаемые книги! Я хочу читать настоящие.
Франко снова пожал плечами.
— Для вас они станут настоящими. Вы сможете брать и читать их, как те, что читали при жизни.
Северус немного успокоился.
— Сколько времени прошло со дня моей смерти? — спросил он.
— Прошло уже двадцать лет, профессор.