Не теряя времени, он бросился ее разыскивать; она как раз выходила из сестринской, уже в уличной одежде. Ее милое личико, ее глаза, в которых жили тайны людских чаяний, великая цель, награда, смысл и радость жизни, потускнели от досады: она стала объектом жалости и косых взглядов.
— Как хочешь, — ответила она, когда Билл предложил подбросить ее до дому.
А потом:
— Храни Господь женщину! Сегодня над моим телом было столько причитаний, что хватило бы на целую войну.
— Я тебе помогу, — вызвался он. — Если этот тип оказался…
— Ох, замолчи! Еще месяц назад мне достаточно было кивнуть, чтобы Говард Дэрфи на мне женился, но этого я, конечно, не могла сказать нашим девушкам. Рассчитываю на твой такт — он тебе пригодится, когда ты станешь врачом.
— Я и так врач, — сухо заметил он.
— Нет, ты пока интерн.
Он вскипел; дальше они ехали в молчании. Потом Тэя, смягчившись, повернулась к нему и дотронулась до его локтя.
— В тебе есть благородство, — сказала она. — Это приятно, хотя для меня предпочтительнее дарование.
— Оно у меня тоже есть, — убежденно заявил Билл. — У меня есть все, кроме тебя.
— Давай поднимемся ко мне — я расскажу тебе кое-что такое, чего не знает ни одна душа в этом городе.
Жилище оказалось скромным, но по некоторым признакам он определил, что прежде Тэя жила более широко. Это был тесный мирок, где уместились лишь немногие любимые вещи: стол работы Дункана Файфа,[10] бронзовая статуэтка Бранкузи,[11] два портрета маслом, явно пятидесятых годов.
— Я была помолвлена с Джоном Грэшемом, — сообщила она. — Тебе известно, кем он был?
— Еще бы, — ответил он. — Я даже сдавал деньги на мемориальную доску.
У Джона Грэшема одна за другой отмирали части тела: в ходе своих экспериментов он получил смертельную дозу радиации.
— Я находилась рядом с ним до последней минуты, — порывисто заговорила Тэя. — Перед самой смертью он погрозил мне последним оставшимся пальцем и сказал: «Не распускайся. Это не поможет». И я, как послушная девочка, не распускалась — я окаменела. Потому и не смогла по-настоящему полюбить Говарда Дэрфи, невзирая на весь его шик и золотые руки.
— Понятно. — Билл не сразу оправился от таких откровений. — Я сразу почувствовал в тебе какую-то отстраненность, что ли… ну, преданность чему-то такому, что мне неведомо.
— Я достаточно жесткая. — Она нетерпеливо поднялась со стула. — В общем, сегодня я лишилась доброго друга и теперь страшно зла, так что уходи, пока я не сорвалась с цепи. Если хочешь, поцелуй меня на прощание.
— Сейчас это бессмысленно.
— Вовсе нет, — упорствовала она. — Мне нравится быть с тобой рядом. Мне нравится твой стиль.
Билл покорно поцеловал ее, но, выходя из квартиры, чувствовал себя отвергнутым юнцом, оказавшимся где-то далеко-далеко.
На другой день он проснулся с ощущением важности момента и немного погодя вспомнил, что к чему. Сенатор Биллингс, сменив череду спальных вагонов, самолетов и карет «скорой помощи», прибывал как раз этим утром; внушительное тело, которое за тридцать лет вобрало и извергло столько всякой дряни, готовилось отдать себя на откуп разуму.
«Без диагноза этот крендель от меня не уйдет, — мрачно подумал Билл, — пусть даже придется выдумать для него болезнь».
С раннего утра, выполняя привычную работу, он пребывал в какой-то подавленности. Что, если профессор Нортон захочет сам снять сливки, а его оттеснит в сторону? Но в одиннадцать часов он столкнулся со своим наставником в коридоре.
— Сенатор прибыл, — сообщил тот. — У меня уже готово предварительное заключение. Можете идти к нему и заполнять историю болезни. Произведите беглый осмотр, возьмите стандартные анализы.
— Хорошо, — повиновался Билл, не проявив никакого рвения.
От его энтузиазма, похоже, не осталось и следа. Взяв инструменты и стопку чистых бланков, он поплелся к сенатору.
— Доброе утро, — начал Билл. — Устали с дороги?
Туловище-бочка перевалилось на бок.
— Не то слово, — раздался неожиданно тонкий голос. — На последнем издыхании.
Билл не удивился; он и сам чувствовал себя примерно так же — как будто преодолел тысячи миль на перекладных и растряс себе все внутренности, а особенно мозги.
Он принялся заполнять историю болезни.
— Ваша профессия?
10