— Все в порядке, — взволнованно объявил он. — Даже дебатов не было. Я буду носить королевский титул.
С долгим вздохом Эмили откинулась назад; ее губы раскрылись в успокоенной, непринужденной улыбке.
— Чудесно, Туту. Вот теперь мы поженимся.
— О небо, как счастливей! — Сцепив пальцы, он в экстазе воздел лицо к облупленному потолку. — Как невероятно счастливей! — Рухнув на колени рядом с Эмили, он стал целовать ей запястье.
— Какой еще титул? — возмутился Бреворт. — Он что… он король?
— Да, он король. Правда, Туту? — Эмили нежно погладила его набриолиненные волосы, и Олив заметила у нее в глазах непривычный блеск.
— Я — твой супруг! — слезливо выкрикнул Туту. — Самый счастливый человек на земле.
— Его дядя до войны был принцем Чешско-Ганзейского княжества, — объяснила Эмили певучим от удовольствия голосом. — Потом в стране провозгласили республику, но крестьянская партия требовала перемен, а Туту оказался первым в очереди на престол. Но я отказывалась выйти за него замуж, пока он из принца не сделается королем.
Бреворт утер ладонью вспотевший лоб:
— Ты серьезно?
Эмили кивнула:
— Сегодня утром в Ассамблее состоялось голосование. И если вы одолжите нам свой шикарный автомобиль, мы сегодня же организуем торжественный въезд в столицу.
IV
Два с лишним года спустя мистер и миссис Бреворт Блэр с двумя детьми стояли на балконе лондонского отеля «Карлтон»; по мнению администрации отеля, с этой точки лучше всего было наблюдать за королевскими процессиями. О начале нынешней процессии возвестили фанфары на Стрэнде,[8] и вскоре в конце улицы показался алый строй конных гвардейцев.
— Мамочка, — спрашивал мальчуган, — а правда, тетя Эмили — королева Англии?
— Нет, милый, она королева другой страны, совсем маленькой, но, когда бывает здесь, всегда ездит в королевской карете.
— Ого!
— Благодаря месторождениям магния, — сухо заметил Бреворт.
— Она сначала была принцессой, а потом стала королевой? — спросила девочка.
— Нет, солнышко, она была американской девушкой — и сразу стала королевой.
— А почему?
— Потому что на меньшее не соглашалась, — ответил ей отец. — Подумать только, она ведь когда-то могла стать моей женой. А ты что бы выбрала, малышка: выйти за меня замуж или стать королевой?
Девочка задумалась.
— Выйти за тебя замуж, — вежливо, но неуверенно ответила она.
— Довольно, Бреворт, — сказала ее мать. — Они уже едут.
— Я их вижу! — воскликнул мальчик.
Кавалькада двигалась по запруженной улице. За королевскими гвардейцами появились другие, следом — драгунская рота, эскорт мотоциклистов, и Олив невольно затаила дыхание, вцепившись в балконные перила: между двумя рядами дворцовой стражи ехали две величественные, пурпурные с золотом кареты. В первой сидели монархи в блеске позументов, крестов и звезд, а во второй — их супруги, одна старая, другая молодая. Над этим зрелищем витал ореол старой, подчинившей себе полмира империи, ее флота и празднеств, ее великолепия и символов, и толпа это чувствовала: впереди карет медленно катился гул, перерастающий в мощный, дружный рев приветствий. Королевы кланялись направо и налево; толпа знала историю второй королевы, но и ту горячо приветствовали. Очень скоро пышность и блеск промелькнули под балконом и скрылись из виду.
Олив отвернулась; в глазах у нее блеснули слезы.
— Неужели она довольна, Бреворт? Неужели она по-настоящему счастлива с этим кошмарным человечком?
— Она получила желаемое, ты согласна? А это что-нибудь да значит.
У Олив вырвался протяжный вздох:
— Ах, в ней столько прелести, столько прелести! Я всегда от нее таяла, даже когда злилась.
— Все это глупости, — сказал Бреворт.
— Да, наверное, — ответили губы Олив.
А сердце, окрыленное невольным обожанием, уже летело следом за ее кузиной в дворцовые ворота, до которых было всего полмили.
Интерн[9]
I
По традиции в самый жаркий день весны в клубе «Кокцидиан» устраивается капустник, и тот год не стал исключением. В гостиных вытянутого в длину старинного здания изнывали от жары две сотни врачей и студентов, и еще две сотни студентов толпились в дверях, преграждая путь любым дуновениям вечернего мэрилендского воздуха. Эти припозднившиеся посетители только краем уха слышали звуки увеселений, но исправно освежались напитками, которые им бойко передавали по цепочке из буфета. Укрывшийся в подвале швейцар гадал, как и каждый год, выдержат ли просевшие полы очередное испытание.
8