– Мама и папа никогда бы не сдались, – осторожно заметила она. – И они хотели бы, чтобы мы тоже не сдавались.
– Мамы и папы больше нет. И вообще, жизнь никогда не заставляла их есть с выщербленных тарелок. Они всегда жили в довольстве.
– Ты говоришь так, будто это преступление.
– Я знаю лишь одно – им никогда не приходилось иметь дело с тем, с чем сталкиваемся мы. Не притворяйся, что ты не думаешь о Каддихорнах каждый день, Кэтрин. Я вспоминаю о них всякий раз, когда замечаю, что ты начинаешь хромать.
Кэтрин невольно дотронулась до ноги, которую она сломала десять лет назад, во время их бегства. Благодарение небесам, тогда пострадала только она.
– Я уверен, что мама и папа пренебрегли бы своими принципами, окажись они в подобных обстоятельствах, – нахмурился Джаред. Гнев исказил его красивое лицо. – Смотри на вещи реально, Кэт. Такова теперь наша участь. Бороться с Каддихорнами – глупая затея. Кроме того, ты ведь уже пыталась и потерпела поражение, проиграешь и теперь.
– Я с тобой не согласна, – отрезала Кэтрин и прижала руки к груди, словно защищаясь от его обвинений. – Нам просто необходимо выждать.
– И как долго еще мы будем выжидать? – язвительно спросил Джаред, хотя в его серых глазах промелькнула боль. – Прошло десять лет. У нас нет денег. У нас нет союзников. Черт возьми, ты скрываешь правду даже от директора Данна, а ведь он мог бы нам помочь, он знаком со всеми родовитыми семьями Лондона!
Кэтрин отвела глаза.
– Данн не сможет помочь нам, пока ты не подрастешь. Сказать ему сейчас – значит подвергнуть его преследованиям Каддихорнов, которые будут стремиться возобновить опекунство, – попыталась объяснить она брату.
К тому же, когда речь заходит о справедливости, директор Данн становился столь упрямым и непредсказуемым, что Кэтрин просто не хотела вмешивать его в подобную ситуацию.
– Десять лет назад мы с тобой договорились: молчание – наш лучший союзник.
– Я не согласен. Это ты так решила! Сознайся, ты просто боишься, – бросил с издевкой Джаред.
– Боюсь чего? – почти взвизгнула Кэтрин, рывком поставив брата прямо перед собой.
– Боишься кому-то довериться.
Кэтрин открыла рот и тут же закрыла его.
– Я никогда не слышала большего абсурда! Я люблю директора Данна, словно родного отца, и восхищаюсь им, как никем другим. Я доверила ему жизнь, две жизни – свою и твою!
– Ну что ж, может, я выразился не совсем верно, – пожал плечами Джаред, – но ты боишься, что он захочет ввести тебя в высшее общество, а ты растеряешься… – Он заявил об этом так, словно все уже было свершившимся фактом.
– Это… Это…
– Будь честной, – Джаред был беспощаден, – посмотри на себя, Кэтрин. Ты – незамужняя девица с тощим кошельком и сомнительными перспективами. У тебя нет ни связей, ни нарядов, приличествующих положению, – его голос звучал язвительно. – Ты же станешь местной достопримечательностью.
Кэтрин внимательно смотрела на него. Девушке казалось, что ее сердце сейчас разорвется на куски от его жестоких слов. Возможно, он в чем-то и прав, но ведь ей всего лишь двадцать два года. Все еще может измениться, не правда ли? И пусть ее жизнь и будет такой, как описывают в романах, но она не простит себе, если Каддихорны загубят жизнь ее брата.
Сунув руки в карманы, Джаред резко подытожил:
– Смирись, Кэтрин. Возвращение моего титула – пустая затея. Хотя если надежда вернуть его помогает тебе переносить нашу беспросветную жизнь, тогда продолжай изо всех сил за нее цепляться. Но не притворяйся, будто делаешь это для меня. И не пытайся превратить меня в того, кем я никогда не буду.
– И когда ты успел стать таким жестоким? – прошептала Кэтрин, недоумевая, кто только похитил ее маленького братишку и подменил его этим чудовищем?
Джаред направился прочь от нее, бросив через плечо:
– Наверное, тогда, когда ты стала похожа на приставучую ведьму.
Негодование директора Данна, стоявшего полеводами часовни, достигло апогея. Он пришел сюда для уединенных размышлений и вовсе не хотел подслушивать, но до него донеслись обрывки спора Кэтрин и Джареда. Не желая вмешиваться в родственную перебранку, он отступил в темноту, намереваясь обойти здание и вернуться в столовую. Однако он замер на месте, как только услышал про титул Джареда.
«Джаред Миллер – барон Коулридж! Кэтрин – дочь джентльмена, знатная леди».
Неясность происхождения Кэтрин и Джареда всегда наводила его на размышления. Но он взял за правило не расспрашивать никого из детей об их прошлом. Да и зачем, ведь дороги назад для них уже не существует. Но в случае с Кэтрин и Джаредом речь шла не просто о выборе жизненного пути, а о совершенном против них преступлении. О преступлении, которое осталось безнаказанным.
Он отчетливо помнил, как десять лет назад они постучали в дверь приюта. Кэтрин дрожала от страха и боли, у нее была сломана нога. Доктор Уиннер проявил чудеса врачевания, но, к сожалению, оказалось, что девочка слишком долго шла после перелома…
Кулаки Данна сжались. Можно представить, какой ужас она испытывала, если решилась совершить побег посреди суровой зимы и не остановилась даже тогда, когда сломала ногу… Джареду тогда было только четыре года… Вышвырнуть в жестокий мир беспомощных ребятишек… Детей, имевших семью… Состояние…
Каддихорн. Вот и еще одно имя добавилось в перечень негодяев, с которыми Данну приходилось иметь дело. К сожалению, нынче этот список стал слишком обширен. Но Данн был не из тех, кто опускал руки, когда дело касалось искоренения зла. Он сделает все, чтобы увидеть, как Справедливость будет увенчана золотым венцом славы.
Прежде всего было необходимо оградить от посягательств титул Джареда. Причем сделать это, не открывая того факта, что мальчик жив. Директор потер подбородок и кивнул. Если вспомнить кое о каких темных делах и шепнуть о них кому нужно, то прошение о передаче титула не будет удовлетворено. Данн почти не сомневался, что сможет разоблачить преступные деяния Каддихорнов.
Но как быть с детьми, которые, по всей вероятности, еще не готовы претендовать на достойное их место в обществе?
И хотя Джаред заявил, что вполне доволен своей судьбой, Данн понимал: причина подобной лжи – страх. Паренек просто боится оказаться лицом к лицу с Каддихорнами. Проведя большую часть своей жизни в приюте, он страшится необходимости войти в высшее общество. Ему легче сдаться, чем попытаться что-либо сделать и потерпеть крах. Тем более что, несмотря на все недостатки, Андерсен-холл представлял собой для них безопасное место. И мысль о необходимости оставить его почти без надежды на успех вынуждала Джареда сдаться без борьбы.
И в своей боязни относительно возвращения в общество, как понял Данн, мальчик вовсе не одинок. Кэтрин тоже пугают сплетни великосветских законодательниц мод. Ведь пребывание в приюте незамужней леди – девушки, почти вышедшей из возраста невесты, – может стать скандальной новостью. Однако, зная Кэтрин, можно не сомневаться: если этот страх будет единственной преградой, она, без сомнения, перешагнет через свои желания. Ведь девушка будет знать, что действует во благо Джареда. Долг перевесит чувство самосохранения, и она сделает для брата все возможное.
«Однако подобная жертвенность не приведет ни к чему хорошему», – решил Данн. Кэтрин пойдет ради брата на все, но взамен будет ждать от него того же самого. Постоянная опека и контроль со стороны сестры вызовут у Джареда протест, и он начнет пренебрегать ею. Безнадежный поединок продлится до тех пор, пока кто-нибудь не разорвет этот замкнутый круг противоречий. Эта ситуация была до боли знакома Данну по раздражающе трудным взаимоотношениям с его собственным сыном, Маркусом.
Данн вздохнул. Глядя в темноту, он думал об ошибках, которые допустил по отношению к сыну. Он понимал, что, скорее всего, у него уже не будет шанса их исправить.