– Сможете просто, ну знаете, посмотреть в сторону холмов? С таким выражением, будто изумлены видом.
Я смеюсь и поднимаю к лицу камеру, когда мы выходим на середину огромного луга. Джейми корчит комичную потрясенную мину, стократно наигранную.
– Нет, это уж чересчур, – смеюсь я. – Нельзя ли сбавить чуток оборотов? Пожалуйста!
– Извини, Марио Тестино! – с каменным лицом откликается он.
Джейми переводит взгляд с меня на холмы, а я медлю секунду, прежде чем нажать на «спуск», восхищаясь его подбородком, очень скульптурным через объектив. Его растрепанные волосы практически вливаются в пейзаж, сплетаясь на снимке с травой.
– Знаете, мама всегда говорила, что в одном безмолвно сделанном снимке, если схватить нужный момент, слов больше, чем в целом разговоре, – сообщаю я с улыбкой. Повторяя ее слова, я вдруг вспоминаю, как она их произносила, всё вспоминаю: ритм и тон ее голоса, они и сейчас со мной.
– Она абсолютно права. На мой взгляд, с портретами то же самое. Они способны сказать тысячи слов. Они обладают огромной мощью? Так твоя мама этим занимается?
– Чем?
– Фотографией? Искусством делать снимки?
– Э… ммм… – тяну я, захваченная врасплох, что, в сущности, нелепо, ведь это я завела разговор. – Нет. Ну да, она занималась. Но теперь нет. Она умерла.
– Ох, Стефани. Мне так жаль!
Я улыбаюсь так, как обычно улыбаются, когда нечего сказать. Вот уж умею я положить конец светской беседе.
– Это недавно случилось?
– Нет, – отвечаю я, стараясь скрыть, что для меня этот разговор как нож в горле. – Мне было тринадцать лет, когда она умерла. Тяжкий период. Мне пришлось держать все в себе, просто не была готова говорить. До недавнего времени я даже не пыталась справиться, а потому и слетела с катушек.
Воцаряется жутковатая тишина, так бывает иногда за городом. Джейми молчит. Он, вероятно, задается вопросом, почему я решила именно сейчас все выложить. А мне просто момент показался верным. И – что совсем уж странно – мне захотелось, чтобы он узнал.
– А теперь вернулась? На пресловутые катушки?
– Вроде того, – отвечаю я, глядя на холмы. – На полпути.
– Ну ты и молодчина!
– А? – переспрашиваю я, скривившись.
Замечание меня ошарашивает, я автоматически предполагаю в нем сарказм, ведь если какой-нибудь себя и ощущаю, то крайне заурядной.
– Пройти через такое в юном возрасте, самой со всем справляться, неудивительно, что, пока взрослела, ты чуть-чуть сбрендила.
– Ты назвал меня сумасшедшей? – Я улыбаюсь.
– Ага, – смеется Джейми.
– Ладно, тогда ты не будешь возражать, если я попрошу тебя залезть вон на ту стену, чтобы я сняла кое-какие постановочные фото…
Мы так великолепно проводим время, болтаем глупости, смеемся до упаду, я делаю дурацкие, претенциозные фотографии, что не замечаем, как подкрадываются сумерки. Поскольку наползают, грозя дождем, тяжелые тучи, мы решаем вернуться в дом и готовиться к вечернему мероприятию.
Я ловлю себя на том, что, переодеваясь к ужину, улыбаюсь, как подросток. Рывком вернув себя в настоящее, я нахожу телефон и шлю Мэтту сообщение, мол, скучаю по нему. Поскольку в этом богом забытом месте явно нет сигнала, на экране вспыхивает «СООБЩЕНИЕ НЕ ОТПРАВЛЕНО» и предложение повторить. Я нажимаю «Отмена» и выключаю телефон.
Как обычно, обед – вполне безопасное мероприятие, большинство приезжих болтают об искусстве и политике. Я поддерживаю светскую беседу с соседями по столу, но изо всех собравшихся мои слова как будто больше всего интересуют Джейми, ведь на протяжении застолья я то и дело ловлю на себе его взгляды. Та улыбка, которой он, похоже, способен загипнотизировать любого, становится еще более притягательной на фоне свечей и бокала-другого «Совиньон Блан». Мы сидим на противоположных концах длинного стола, но нас необъяснимо тянет друг к другу.
Мы оба знаем, насколько это опасно.
По окончании ужина собравшиеся группками ускользают в бар. Уже сложились различные компашки, но я ни к одной не принадлежу.
Время только девять, и мне пока не хочется возвращаться в свой номер, поэтому я направляюсь к стойке, чтобы заказать еще выпить.
– И почему во всей комнате мы единственные моложе тридцати? – спрашивает, тоже подходя к стойке, Джейми.
– Потому что искусство хобби для стариков? – смеюсь я.
– Ты хочешь сказать, что я стар душой? – очень серьезно спрашивает он.
– И подумать только, что когда я с тобой познакомилась, то решила, что ты слишком модный для человека искусства! – Я вспоминаю первую нашу встречу.
Наш флирт прерывает появление двух пожилых участниц воркшопа, которые уже немного под хмельком и хотят излить на Джейми свои восторги, мол, какой замечательный и он сам, и мастер-класс, который он провел для них сегодня. Не успевает он оглянуться, как они, заказав ему виски, уже тянут его прочь, а он одними губами кричит мне через плечо: «Спаси меня!»