И то, что мы вместе, казалось таким правильным. Я никогда не мечтал о ком-то другом. Да, разумеется, временами мы ссорились, как любая другая пара. А кто не ссорится? Но в целом у нас хорошие и ровные отношения. Мы уважаем друг друга и любим. У каждого из нас своя, независимая жизнь, каждый из нас понимает, как важно иметь время для себя и своих собственных, отдельных друзей. Она часто уезжает на выходные с подругами, я – со своими друзьями. Хелен не из тех, кто станет донимать, если я не приду домой, когда обещал, засижусь в пабе посмотреть футбол.
Наше основное различие – пути, которыми пошли наши карьеры. Хотя изначально отправная точка у нас была одна и та же, Хелен отказалась от романтических фантазий о выставках, о том, чтобы творить собственное искусство и с его помощью добиться признания (я же всего этого по-прежнему хочу). Возможно, она всего этого добилась бы, она невероятно креативна и колледж Святого Мартина закончила первой по отделению графического дизайна, но, когда дошло до дела, оказалось, что ей не слишком хочется идти этим путем. Она предпочла коммерческую стезю, прокладывала себе путь с самых низов и выбилась в заместители редактора свадебного журнала в Манчестере. В конечном итоге ей предложили чертову прорву денег – в обмен на мечту. Я поддразниваю ее этим, называю «продавшей душу», а она вечно смеется в ответ, помахивая у меня перед носом новейшей дизайнерской сумочкой.
Она постоянно твердит, что может найти мне хорошо оплачиваемую работу в журнале. Знаю, зарплата учителя рисования в школе просто дерьмовая. Слишком много часов, слишком много переживаний из-за учеников, при этом очень мало платят. Но я люблю мою работу. Дети рисуют, потому что у них есть страсть, которую они должны лелеять. Ее видно, когда они входят в класс. Они швыряют на пол сумки, им не терпится начать. Они работают на переменах и задерживаются после звонка. В них мне видится истинная вовлеченность, они напоминают мне, каким когда-то был я сам. Ученики на той стадии, когда изголодались по вдохновению; их умы готовы впитывать искусство, проникнуться им. Школа, в которой я работаю, расположена в запущенном районе. У моих ребятишек мало шансов в жизни, но я чувствую, что могу на что-то повлиять. Кое-кто из них действительно талантлив. Я не хочу от такого отказываться.
Но в конечном счете мы – удачная пара и знаем друг друга как облупленных.
Я никогда не испытывал даже позыва изменить Хелен.
Пока не встретил Стефани.
Сомневаюсь, что смогу выразить словами, что именно в ней сразу меня привлекло. Мне, наверное, нарисовать проще, чем описать.
Что-то … темное, уникальное, захватывающее.
Красиво меланхоличное. Вот оно.
Совершенно очевидно, что она от природы поразительно красива. Но дело было не в этом. Этого не хватило бы, чтобы меня к чему-то подтолкнуть. Ничего не хватило бы.
Я все еще не могу поверить, что сделал это.
Поговорив со Стеф всего минуту, я понял, что хочу узнать ее лучше. Прибегая к чудовищному клише: «в ней что-то было».
Во второй раз, когда мы столкнулись у фонтана, я испугался, что она догадается, что я слишком долго на нее пялился. Было темно, но я все равно не мог оторвать от нее глаз. Я повторял про себя: «Да возьми себя в руки!» – и все равно она меня как загипнотизировала. Стефани так честно и открыто говорила о своих проблемах. Ее ранимость сверкала как солнечный зайчик от осколка битого стекла. И по каким-то причинам она позволила мне ее увидеть – мне, совершенно чужому человеку, с которым она познакомилась каких-то несколько часов назад. Что во мне было такого особенного?
Та ночь под деревом привела меня в ужас. Я никогда раньше не поступал так с Хелен. Я едва не оступился. Один черт знает, что на меня нашло. И в то же время я никогда раньше не испытывал такой вспышки огня. Не знаю, что такого есть в Стефани, но она как наркотик. Потребовались все на свете душевные силы, чтобы от нее уйти.
Я не знал, не выйдет ли она из себя, когда дарил ей портрет. Я только надеялся, что она нормально его воспримет. Я хотел, чтобы он вышел как надо. Прежде чем рисовать, я изучал ее лицо, пока она слушала лекцию, наблюдал, как она морщит нос, когда смеется, как время от времени закладывает прядь за левое ухо, как поджимает пухлые губы, когда сосредотачивается. Я так нервничал, когда дарил ей портрет. Она ведь могла счесть меня настоящим психопатом. Слава богу, такого не произошло.
После той первой встречи я часто о ней думал. Правду сказать, практически постоянно. Я силился перестать, но она все равно проникала в мои мысли, и я вспоминал ее улыбку, смех и сухое чувство юмора. Честно, я не предполагал, что она снова приедет в следующем году. Мне и в голову бы такое не пришло. Я был рад хранить ее под замком в маленькой клетке у меня в голове: таинственное волшебное создание, с которым меня однажды столкнула судьба. Ничего такого, из-за чего можно чувствовать себя виноватым, но нечто, чего я никогда не забуду. Приятное воспоминание.