— Да, — подтвердил я. — Это разве деньги? Пачка «Белмонтса» обошлась мне всего в каких-то восемьдесят центов. Так что я просто поделился с ней тем, что сэкономил. Эта бедная пчелка-труженица...
Обе дружно захохотали. Когда Бафф и Моник успокоились, я сказал им, что немного пошутил над ними: продавщица получила от меня сверх всего-то один песо. Мы еще немного поговорили, а затем заказали обед. На горячее мне подали фазанью грудку.
После того как мы опробовали самые изысканные блюда ресторана, славившегося на весь Мехико своей кухней, наш разговор вновь оживился. Теперь заговорил доктор, который стал рассказывать о своей работе.
Два года назад, похоронив жену, скончавшуюся от полиомиелита, доктор Баффингтон начал собирать всю информацию об этой болезни. Он изучал статистику смертных случаев как среди пациентов, которым была введена противополиомиелитная вакцина, так и среди больных, не прошедших вакцинацию.
— За это время я тщательно исследовал случай в Каттере, эпидемии в Массачусетсе, Де-Мойне, Род-Айленде — в общем, везде, где с пятьдесят пятого года отмечались вспышки полиомиелита. В результате я пришел к выводу, что во многих случаях вакцина Салка не способствовала образованию у человека иммунитета против полиомиелита, а напротив, заражала этой болезнью.
— Да? — удивился я.
— Обычная реакция организма, — печально улыбнувшись, сказал доктор. — Такова моя точка зрения. Факты свидетельствуют, что большинство пациентов, заболевших полиомиелитом, причем самой тяжелой его формой, получили три, а то и более доз вакцины Салка. Некоторые умерли, и процент смертности среди вакцинированных просто поражает. Вызывала ли вакцина болезнь или же не стимулировала выработку иммунитета — об этом можно спорить. Но количество случаев смертельного исхода у вакцинированных пациентов, даже если их считать простым совпадением, заставляет серьезно задуматься. Более того, в последнее время резко возросло число заболевших этим недугом, и особенно самой тяжелой его формой.
Далее доктор перешел к статистическим данным и существующим методам лечения полиомиелита. Большую часть научной информации, изложенной Баффингтоном, я так и не запомнил. Решение проблемы в лечении болезни он видел в применении химических препаратов. Доктор пытался разработать такой нетоксичный лекарственный препарат, который бы при введении больным временно активизировал их защитные силы, и те справлялись бы с болезнью точно так же, как люди с неослабленной иммунной системой.
— Результаты моих исследований показали, что если такой подход к лечению полиомиелита окажется эффективным, то мою методику можно будет успешно использовать и для борьбы с другими заболеваниями. От такой перспективы у меня дух захватывает.
К этому заявлению доктора я отнесся скептически.
— Хотите сказать, что если вы победите полиомиелит, то можно будет легко покончить со всеми болезнями? — поинтересовался я.
Баффингтон улыбнулся.
— Ну, не со всеми, Шелл. Но возможно, что с большинством из тех, которые вызываются вирусами и бактериями, — ответил он. — Основная задача моей работы заключается в том, чтобы не вводить в организм здорового человека ослабленный вирус и не заражать его, а с помощью химических лекарственных средств на некоторое время усиливать его иммунную систему с тем, чтобы та смогла справиться с вирусом.
— Вы — врач, доктор Баффингтон, вам виднее. Но ваша теория понятна даже такому глупцу, как я.
Доктор самодовольно улыбнулся.
— И как ваши успехи? — спросил я его.
— Исследования близятся к завершению, и можно сказать, что закончатся очень скоро. Испытания на животных уже дали потрясающие результаты. Еще год-другой — и все... Правда, были у меня и неудачи — животные часто погибали.
Доктор продолжал рассказывать о своих опытах над обезьянами, а я, проведя взглядом по залу, заметил огромного мексиканца приятной внешности, который пылкими глазами посматривал в нашу сторону. В том, что наш столик привлекал повышенный интерес, ничего удивительного не было. На таких куколок, как Бафф и Моник, составлявших нам с доктором компанию, можно было любоваться часами. Вероятно, глупо было с нашей стороны сидеть с такими обворожительными дамами и вести разговор об обезьянах, умерших в экспериментальной лаборатории доктора Баффингтона, подумал я. Тем не менее мне было все же интересно узнать, как и при каких обстоятельствах гибли подопытные животные.
Два месяца назад доктор Баффингтон ввел нескольким шимпанзе свой новый препарат, после чего движения животных стали резкими, они потеряли ориентацию, бродили по клеткам, натыкались на металлические прутья, падали на пол, у них развивались судороги, и в конце концов они умирали. Доктор еще раз тщательно исследовал введенный им препарат и понял, что ошибся с составом. Многое из того, что говорилось Баффингтоном, не доходило до моего сознания, но он увлеченно продолжал рассказывать мне о каких-то отростках нервных клеток и межклеточных контактах, в результате нарушения функций которых у животных происходило разрушение нервной системы. Правда, я понял, что эти межклеточные контакты, или синапсы, как он их называл, служили мостиками, через которые должны передаваться нервные импульсы, но под действием введенного доктором препарата такие мостики разрушались. В результате сигналы или команды от головного мозга к пораженной болезнью части тела не поступали. По этой причине и погибали те подопытные обезьяны.
— Здесь что-то не так, — заметил я. — В чем заключалась причина гибели шимпанзе?
— Они погибали от удушья, от недостатка воздуха. Они не могли дышать. Но даже если бы и не это, они все равно погибли бы, — ответил доктор. — Можно сказать, что этот препарат оказался для них слишком сильным стимулятором нервной системы. В результате она просто не выдержала. Проще говоря, представьте себе, что произойдет с тонким электрическим проводом, если через него подать ток большой силы. Он перегорит. Примерно то же произошло и с нервной системой шимпанзе.
Я представил себе раскаленный добела электропровод, который уже начинал плавиться, затем миллионы гибнущих нервных клеток, и мне стало не по себе.
— Такое даже страшно представить, — заметил я.
Доктор вяло улыбнулся:
— Можете не волноваться — этого препарата уже не существует. После того случая я даже записи об этом эксперименте уничтожил. Не мог же я оставить такое сильное отравляющее вещество.
— А если бы оно к тому же было газообразным. По своему действию оно напоминает нервно-паралитический газ и могло быть использовано в военных целях.
— Несомненно, — кивнув, согласился доктор. — И это стало бы самым страшным из всех химических видов вооружения. Я ведь использовал этот препарат в микроскопических дозах. — Сказав это, он сдвинул брови. — Естественно, что о такой возможности использования моего препарата, — продолжил Баффингтон, — задумался и я. Тем более, что он относительно прост в изготовлении. Но я все уничтожил.
— Да, но после того как нанюхался его паров и чуть было не помер, — вмешалась в разговор Бафф.
Доктор поежился:
— Я был неосторожен и не обратил внимания на то, что эта жидкость оказалась сильно летучей. Даже при комнатной температуре она быстро переходила в газообразное состояние. Ну, я и надышался этой пакости. К счастью, совсем немного, но этого было достаточно, чтобы в течение нескольких часов находиться на грани смерти. Меня тогда бил озноб, тело покрылось холодным потом. Ходячий труп, да и только. Учащенные сердцебиение и дыхание, жуткая слабость и выраженное ощущение тревоги. При мысли о том, что я не могу себе ничем помочь, меня бросило в панику. Тогда я пережил самые жуткие часы в моей жизни. По сей день с ужасом вспоминаю тот страх, который я испытал, надышавшись этой гадости.
— Да, доктор, ваш препарат оказался сильнодействующим ядом, и вы признаете, что на его базе можно было бы создать страшное химическое оружие. Одному только Богу известно, какое вооружение наряду с атомными бомбами будет применяться в следующей войне. А может быть, и вместо них.