— Я вас ненавижу! — выкрикнула Аннабел, обращаясь к Маргарет, а потом повернулась и убежала в задние комнаты.
Маргарет подавила вздох, глядя вниз. Филиппу следовало бы предвидеть, что Аннабел отнесется к ней с антипатией, Любой ребенок был бы потрясен, внезапно обретя мачеху, в особенности такой избалованный и заласканный бабушкой, как Аниабел.
— Прощу прощения за грубость Аннабел, — чопорно произнес Филипп, когда Маргарет подошла к нему. — Она совершенно вышла из-под контроля.
Маргарет побледнела, потому что на какой-то жуткий миг к ней вернулось воспоминание о том, что ее отец употребил почти такие же слова в ее адрес, когда она крикнула ему, чтобы он не бросал ее мать. «Дурно воспитанный ублюдок, который совершенно вышел из-под контроля», — сказал он, после чего повернулся и ушел из их жизни.
— Ей необходима строгая гувернантка.
— Нет! — порывисто возразила Маргарет. Нельзя отвечать жестокостью на детское смятение и злость по поводу событий, которые ребенок не в состоянии осмыслить.
— Нет? — Филипп удивленно посмотрел на нее. — Вы же ее слышали. Ей нужен контроль.
— Ей нужен не контроль. Ее нужно научить контролировать самое себя. Какой у нее распорядок дня? Филипп пожал плечами.
— Понятия не имею. Спросите у Эстеллы. Она может рассказать вам.
«А он не может?» — удивилась Маргарет. Она всегда полагала, что ее родной отец не интересовался ею потому, что не видел смысла заниматься незаконным ребенком. Но в случае с Аннабел это не так, и все же Филипп, кажется, не испытывает к ребенку никаких нежных чувств. Неужели в аристократах есть нечто такое, что мешает им быть хорошими отцами?
Войдя в столовую, Маргарет послушно села на стул, отодвинутый для нее Филиппом, и лакей, стоявший у двери, подскочил, чтобы налить ей кофе. Маргарет с улыбкой взяла У него чашку и покачала головой, когда он предложил подать то, что ей хочется, с буфета, заставленного тарелками.
Нетерпеливым жестом Филипп выслал его из столовой, а потом обратился к Маргарет: — Съешьте что-нибудь. — Я не голодна, — сказала она.
Реакция на давешний расстроивший ее случай в спальне, тревожное ожидание, что вот-вот появится Хендрикс, — все это лишило ее аппетита.
— Съешьте что-нибудь, — настойчиво повторил он. И словно желая усилить свое приказание, он взял с буфета тарелку из тонкого фарфора, положил туда разной еды и поставил ее перед Маргарет.
Та с трудом сглотнула, ощутив запах какой-то рыбы.
— У меня такое впечатление, будто над моей головой висит дамоклов меч, — пробормотала она.
— Что? Маргарет подняла глаза.
— Дамоклов меч. Помните, это из…
— Я знаю, откуда это, — сказал он. — Я только удивлен, что вы это знаете.
— Образование не является прерогативой одной лишь знати!
— Нет, но это скорее область, принадлежащая мужчинам.
— Почему вы так считаете? — спросила Маргарет, чрезвычайно довольная, что можно поговорить о чем-то без эмоций и скрытых намеков.
— Это очевидно.
Маргарет молча смотрела на него и ждала. — Женщины не учатся в учебных заведениях. В настоящих учебных заведениях, — проговорил он наконец.
— Учебные заведения вовсе не обязательны, чтобы получить образование. Насколько я заметила, в действительности они являются даже помехой образованию.
— Вы что же, поклонница Мэри Уолстонкрафт и этих умалишенных, которые ей подпевают? — спросил Филипп.
— Я преклоняюсь перед ней — у нее достало храбрости сказать то, что она думает.
— Ради…
— Прошу прощения, милорд. — В дверях появился Комптон. — Вам только что принесли письмо.
И он подал Филиппу толстое письмо на бумаге кремового цвета. Торопливо сломав печать, Филипп прочел его.
— Один из членов палаты, с которым я пытался поговорить о моем законопроекте, приехал наконец в Лондон и будет сегодня утром в Вестминстере. — Он нахмурился и с сомнением окинул Маргарет взглядом. — Не хочется мне оставлять вас одну с Хендриксом, — пробормотал он, словно размышляя вслух.
Маргарет промолчала, зная, что от ее слов ничего не зависит.
Он снова взглянул на письмо.
— Но возможность поговорить с Фули слишком важна, чтобы я мог ее упустить. — Встав из-за стола, он сказал: — Если Хендрикс придет без меня, сделайте все, что можно. — Он направился к двери, но обернулся. — Чуть было не забыл. Сегодня вечером мы идем на бал. Наденьте темно-синее платье. И съешьте ваш завтрак, — бросил он свое последнее приказание.
Маргарет подождала, пока за ним не закрылась парадная дверь, а потом убрала противную тарелку подальше от глаз. Она почувствовала сильнейшее удовлетворение, не подчинившись ему хотя бы в такой мелочи.
— О-о! Обернувшись, Маргарет увидела в дверях Эстеллу.
— Если вам нужен Филипп, то он уехал в Вестминстер, — сказала Маргарет. Эстелла посмотрела на нее как на сумасшедшую.
— Мне нужен Филипп?! С какой стати?
«Потому что он ваш зять! Потому что вы гостите в его доме! Потому что вам хочется поговорить с ним о его дочери!» Маргарет могла бы, не задумываясь, найти несколько подходящих причин, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы высказать вслух хотя бы одну из них. Кроме того, ей не хотелось вызывать у Эстеллы неприязнь без особой надобности. У тещи Филиппа могло бы возникнуть желание рассказать кое-что из того, что Маргарет хочется узнать.
Может статься, Эстелла даже знакома с ее родным отцом! Следует быть очень осторожной, формулируя свои вопросы. Маргарет быстро справилась с внезапным волнением. Совершенно не нужно, чтобы Эстелла задалась вопросом, почему она интересуется бароном Мейнуарингом.
Эстелла вошла в столовую и направилась прямиком к буфету.
— Я завтракала в детской с милочкой Аннабел, но это было час назад. Чувствую, что могу поесть еще немного.
Взяв тарелку, Эстелла положила туда целую груду еды и, усевшись напротив Маргарет, с аппетитом принялась завтракать. При виде того, с какой скоростью исчезала еда с тарелки, Маргарет содрогнулась. Неудивительно, что Эстелла толста, как рождественский гусь.
— Аннабел — очень красивый ребенок. — Маргарет пробовала прибегнуть к похвале в качестве уступки для получения дальнейшего преимущества.
Эстелла проглотила похвалу вместе с едой.
— Да, хотя лицо у нее бледноватое, как вы, наверное, заметили. Но я советую ей не беспокоиться. Если это не пройдет, можно будет использовать рисовую пудру. Вы пользуетесь рисовой пудрой? — И Эстелла уставилась на Маргарет, у которой был безупречный цвет лица.
— Нет. «Нужно обладать умением, чтобы прибегать к искусственным средствам и сохранять естественный вид», — процитировала Маргарет свою матушку.
Эстелла энергично кивнула.
— Как вы правы! Посмотрите только, на что похожи некоторые из тех женщин, которые считают себя первыми в обществе! — Эстелла подалась к Маргарет. — Раскрашенные распутницы, вот и все!
— Вот как! — пробормотала Маргарет, стараясь не замечать яркие пятна румян на толстых щеках Эстеллы. Та кивнула.
— Именно так. А вот моя дочь Роксана почти не прикасалась к баночке с румянами. Она… Тут Эстелла осеклась.
— Но вам, вероятно, не хочется слушать рассказы о первой жене Чедвика. Вторая жена обычно делает вид, будто первой никогда не существовало. Я столько раз это видела, — Слова Эстеллы прозвучали несколько неразборчиво, потому что она жевала кусок ветчины. — Вполне естественно — ведь второй жене хочется, чтобы наследниками были ее дети. Маргарет окинула взглядом изящную комнату, и ее светлые брови выразительно поднялись.
— Я бы сказала, что любой ребенок Чедвика будет обеспечен более чем достаточно. Эстелла вздохнула.
— Но когда мужчина влюблен, им так легко управлять. Маргарет прищурилась, пытаясь вообразить управляемого Чедвика или хотя бы Чедвика-влюбленного, и не смогла.
— Ах, я помню, как Чедвика представили Роксане, — продолжала Эстелла. — Он взглянул на нее один раз, и уже ничего нельзя было поделать — он женился на ней тут же. Она была так хороша со своими черными волосами и молочно-белой кожей. Чедвик подарил ей ожерелье из крупных изумрудов — это был подарок от жениха. Он сказал, что изумруды подходят к ее глазам. У Роксаны были изумительно красивые зеленые глаза. Все молодые щеголи писали оды о ее глазах.