– Человеческое биополе качественно отличается от всех других известных физике полей, – печально глядя внутрь какого-то сложного агрегата, вещал ей один из биоэнергетиков, маленький, кругленький, добродушный. – Его проникающая способность исключительна и фактически не встречает препятствий: ни стальных, ни свинцовых, ни водных, ни иных. Отражающим экраном для биополя человека может служить только мысль, то есть только другое биополе.
Сова кивала.
– Поэтому когда тебя заставляют строить зеркальные мозаики, ты фактически занимаешься конструированием внешнего экрана для собственного биополя. Защитные методики очень разнообразны и не универсальны. Когда ты научишься, у твоего мозга образуются свои приемы. Образное мышление у всех разное. Нет абсолютных кодировок, способных запрограммировать твой мозг идеально точными образами. Всех учат одинаково, но ты не найдешь двух одинаковых записей ментосканирования.
– А если нейрооблучением?
– Можно. Но нейрооблучение – это костыли для ленивых. Оно в сотни раз снижает вариативность твоих собственных умственных способностей. Оно хорошо тогда, когда нужно быстро усвоить большой объем информации. Но научиться управляться с этим объемом мозг должен самостоятельно. Информация без умения ее использовать – мертвый для сознания груз. Будь иначе – у нас все уже давным-давно были бы гениями со всемирной энциклопедией в голове. Но для простого хранения информации есть более удобные носители.
– У меня все в порядке с образным мышлением. Почему же у меня не получается?
– У тебя получается, только пока исключительно деструктивно. Но зато гораздо эффективнее, чем у других. Вот, например, известно, что биополе человеческого мозга влияет на компьютеры. Это открытие сделали очень давно. Чтобы проверить степень этого влияния, есть простой опыт: в компьютер закладывают простейшую программу, ну, например, подбрасывание монетки, орел или решка. Сажают рядом человека и заставляют его думать, желать, предугадывать падение монетки только орлом вверх. Тогда результаты падений монетки отклоняются от нормальных. Чтобы увидеть этот результат, нужно набрать довольно большой статистический материал, но обычные отклонения, которых способен добиться нетренированный человек, составляют не более полпроцента.
– А тренированный?
– До трех.
– Так мало?
– Так много. Есть люди, у которых этот процент значительно выше. Говорят, у нашего Магистра – около двадцати пяти процентов.
– А зачем? Что полезного в таком влиянии? Ну, упадет эта монетка в трех четвертях случаев орлом вверх. Какая в этом польза?
Ее собеседник посмотрел на Сову с жалостью:
– Вот ведь дерево, – незлобно ругнулся он на нее. – Это ж только опыт. Его суть в том, что мозг способен подстраивать под себя реальность. Представь, что значат даже три процента в успешности, скажем, военной операции. А двадцать пять процентов? Это же почти уровень демиурга, человека, способного изменять мир вокруг себя усилием мысли.
– А какой процент у меня? – с любопытством спросила она.
– У тебя пока нет положительного процента. У тебя пока только отрицательный. Ты ломаешь компьютер. А я его чиню.
И все начиналось заново.
Сова старалась, даже если лабораторные компьютеры по-прежнему не фиксировали никакой активности ее мозга. Старалась уже для себя, чтобы доказать – она не глупее их, она тоже сможет заставить свой мозг гибкой послушной плетью поражать любую цель, даже если никто кроме нее не видит результатов.
Она научилась строить защиту, так и не поняв, от чего именно она защищается. Научилась строить нападение, не понимая, на кого ей придется нападать. И через полгода усилий, часто казавшихся ей самой бесполезными, она наконец увидела! Их биополя светились тепло-красным, их активность бывала густо-малиновой. Их гнев варьировался в диапазоне от темно-бордового до черного включительно, а радость светилась бледно-розовым и искрящимся перламутром. Сова пыталась хоть как-то связать свои новые ощущения с цветовой гаммой, понимая всю ограниченность оглушенного наплывом новых чувств сознания в попытке систематизировать неизведанное. Так невозможно объяснить слепому, что представляет собой синий цвет. Она и была тем самым неожиданно прозревшим слепым, который тут же зажмуривает глаза, чтобы не сойти с ума от избытка впечатлений.
Интересно, сколько лет учился всему этому Дар? Пять? Десять? С рождения? Ее никогда не тренировали совместно с другими курсантами, поэтому ей не с кем было себя сравнивать. Нормативов для женщин в Ордене просто не существовало, так же как и самих женщин в погонах. Патриархальные обычаи, которых придерживались не в каком-нибудь отсталом деградировавшем мирке на задворках Федерации, а в самом центре современной цивилизации, шокировали Сову.
В те редкие дни, когда ее освобождали от тренировок, она отправлялась на прогулки по военному городку, расположенному на изрядном отдалении от базы и лабораторий. Первым ее впечатлением было то, что городок населен исключительно женщинами и детьми разных возрастов. На нее смотрели с любопытством, но в целом доброжелательно. Всем было известно, чья она жена. Женщины, не знавшие даже ее имени, охотно заговаривали с ней, называя ее «миссис Зорий», что изумляло Сову чрезвычайно. В отличие от Земли, где институт брака давно изжил себя и где отношения между полами не регулировались никакими законами, общественная мораль Ордена проповедовала семейные ценности, а его законодательство строго регламентировало порядок заключения и расторжения брака. Сова долго не могла понять, в чем суть брачного предложения Зория. Для землян выбор партнера был делом исключительно личной симпатии. Зачем эту симпатию нужно официально подтверждать в муниципалитете? С какой стати государство должно вторгаться в личную жизнь своих граждан? Не то чтобы ее очень сильно раздражали чужие обычаи: Федерация состояла из разных миров и мешанина традиций, верований и культур была привычным явлением. К тому же Сова три года прожила в отсталом мире и научилась не удивляться чужим вкусам, насколько странными они бы ей не казались. Но называть себя чужим именем? Она предпочитала оставаться Лаэртой Эвери.
Женское население военного городка было занято в сфере обслуживания, причем большая часть женщин обслуживала собственные семьи. Такая работа казалась Сове скучной, неквалифицированной, а стало быть, и не престижной. Она не могла понять, как можно посвятить ей всю жизнь. Но насколько она могла заметить, женщины были довольны – никто не жаловался. Наоборот, встречаясь друг с другом, они с удовольствием обменивались опытом и даже старались чему-то научить и ее. Хуже того, ее все время о чем-то расспрашивали. Не отвечать было невежливо, отвечать – нелепо. Ей задавали массу ненужных вопросов, хвалили Дара – будто знали его лучше, чем она, только потому, что знали дольше. Ей же спрашивать у них было не о чем. Общинная жизнь военного городка требовала соблюдения строгих правил добрососедства с чередой визитов и совместных приемов пищи. Сова вежливо отвергла несколько предложений. На нее стали смотреть обиженно. Чужачка не вписывалась в традиционный уклад жизни. Временем массовых прогулок в военном городке был вечер, и в эти часы Сова предпочитала отсиживаться дома.
Терпеливее других оказалась дородная старушка, обслуживающая дом по соседству с тем, где временно поселили Сову. Видимо, считая добрым соседским долгом скрасить одиночество молодой женщины, соседка караулила Сову по дороге на службу у калитки своего коттеджа. Избежать разговора было невозможно: маршрут к центру обучения пролегал мимо соседского дома. Поразительно, но Сова быстро убедилась, что в отличие от женского населения базы, мужчины Ордена в большинстве своем молчаливы и лаконичны как спартанцы. Но если их жены похожи на эту соседку, то скупость в словах в рабочее время всего лишь компенсирует избыток звуков в семейной среде. Сова завела себе служебный глайдер и сменила пешие прогулки на воздушный коридор.
На выходные к ней прилетал Дар. Несколько месяцев он курировал ее обучение и всегда был рядом. Он боялся, что адаптация Совы к жизни в Ордене будет сложной: никакой предрасположенности к жесткой дисциплине и безоговорочному подчинению у нее не было. Ее работа в экипаже Торгового флота строилась на совершенно других принципах: на личных связях внутри экипажа. В Ордене личные связи не приветствовались. Для Совы сделали исключение. Зорий осторожно готовил ее к тому, что не всегда сможет опекать ее на службе. Но Сова и сама понимала: эта работа далеко выходит за рамки его обычной деятельности и не может продолжаться вечно. Через несколько месяцев после начала ее обучения он вернулся к тому, чем занимался до появления в его жизни Совы.