Я основательно перекусила во время свидания, оттого-то вид остывшей жидкой похлебки, в которой плавал одинокий крохотный кусочек мяса, не вызвал во мне аппетита. Но серый клейковатый хлеб я все же заставила себя сжевать, запивая его обжигающе горячей горькой дрянью, именуемой здесь чаем. Бросив быстрый взгляд на охранников и убедившись, что они смотрят в другую сторону, я молниеносным движением поменяла уже опустевшую миску Берты на полную свою. Соседка раскрыла было рот, чтобы задать вопрос, но я ощутимо пнула ее ногой под столом, и она, скривившись, понятливо промолчала. Только благодарно кивнула и незаметно сжала мою руку.
Вечернее построение не принесло никаких сюрпризов, и мы уныло потянулись в бараки, спать. В углах уже поставили жаровни, не дающие толком никакого тепла даже тем счастливицам, чьи койки располагались к ним ближе остальных. Ныряя с головой под тощее драное одеяло, я попробовала отключить рассудок и не замечать ни бьющего меня озноба, ни доносящегося со всех сторон похрапывания. Получалось плохо, мысли то и дело возвращались к запретной теме: жизни на свободе. Измаявшись, я сунула ноги в грубые башмаки, накинула прохудившуюся душегрейку и выскользнула из барака. На мое счастье, дежурил сегодня Гонт, парень мирный и незлобный, несмотря на довольно-таки устрашающий внешний вид. Через левую щеку Гонта тянулся рваный шрам – следствие пьяной драки. Сам он иной раз шутил, что с этаким украшением его ни на одну приличную службу не возьмут. Шутка была горькой, поскольку правды в ней было куда больше, нежели Гонту того хотелось.
– Далеко собралась, Дамочка? – окликнул меня он.
– Воздухом подышу немного.
– Какой тебе воздух по этакой холодине. А то хочешь, согрею?
Предложение было уже привычным, и на мое согласие Гонт всерьез не рассчитывал. И на отказ тоже не обижался.
– Спасибо, я уж обойдусь как-нибудь.
– Конечно, к тебе этакий господин приезжает, – добродушно усмехнулся охранник. – Куда уж нашему брату до него.
Я неопределенно пожала плечами. Обманывать недалекого Гонта мне не хотелось, а уж посвящать в свои отношения с Двином – тем более.
– Опять нам золота оставил, – не унимался Гонт. – Лютый себе все захапать хотел, да парни не дали. Просил, чтобы не обижали тебя. Повезло тебе, Дамочка.
– Да уж, – горько согласилась я. – Повезло прямо-таки исключительно. Сама в этакое везение с трудом верю.
На утреннее построение я встала с трудом. Глаза едва открывались, все кости ломило, голова гудела. Меня шатало из стороны в сторону, и Хромоножка, спавшая на соседней койке, сочувственно произнесла:
– В лазарет бы тебе, Дамочка.
Забота о ком-либо была вовсе не в характере Хромоножки, и я справедливо заподозрила ее в поиске какой-то выгоды. Либо рассчитывает поживиться продуктами из передачи Двина, пока меня не будет, либо собирается нажаловаться, что я симулирую. Нельзя сказать, чтобы лагерное начальство любило наушников, но лишнюю пайку за доносы они иной раз получали. Потому-то я покачала головой и побрела к выходу из барака. Жаровни уже погасли, из всех щелей немилосердно сквозило. Я с трудом распахнула дверь, покачнулась и осела на руки еще не успевшего смениться Гонта. И перед тем, как окончательно провалиться в черноту, услышала крик:
– Док! Где Док? Да она горит вся!
Когда же я открыла глаза, то не сразу сообразила, где нахожусь. Белый потолок, теплое одеяло, легкий запах трав. Лазарет. Место, куда более желанное, нежели самый фешенебельный курорт для любой заключенной. Санаторий, где можно отдохнуть от невыносимых лагерных условий и тяжелого труда. Вот только попасть сюда не так-то просто, а уличенным в обмане грозил карцер. Тишину нарушали громкие голоса, приглушенные, впрочем, дверью. Я прислушалась, узнала собеседников и похолодела, несмотря на одеяло и раскаленные жаровни.
– …неспроста все это, не так ли?
Внутренности смерзлись в один тяжелый ком, горло перехватил судорожный спазм. Сам начальник лагеря пожаловал, чтобы разузнать о случившемся. Если только он решит, что мне в лазарете не место, то произошедшее с Красоткой покажется легкой забавой.
– Переохлаждение, – голос Дока звучал раздраженно и сухо. – Истощение. Недоедание. Вы ее в гроб уложить желаете? Получили секретный приказ? Так сообщите мне, чтобы я не тратил свое время понапрасну, вытаскивая бедолагу с того света.
Они говорили обо мне, и я непроизвольно вцепилась пальцами в край одеяла так, что послышался треск. Неужели Док прав? Надо было соглашаться с Двином, а теперь, похоже, поздно.
– Не глупите, Питерс. У всех заключенных пайка абсолютно одинакова, как и одежда. Никто эту девицу морить голодом либо холодом не собирался. Если не ошибаюсь, она и наказана-то не была ни разу. Да и работой ее чрезмерно не загружают. А что тут не дворец с балами и развлечениями – так в том моей вины нет. И чаепития с пирожными я преступницам устраивать не намерен.