— Да давай уже, ублюдок. Выкладывай.
— Что, если ты прав? Что, если я готов обменяться знаниями о том, где сейчас Кили, на твою завтрашнюю встречу?
Я ни секунды не сомневаюсь.
— Окей.
И слава богу. Мне все равно, если Роб уйдет. Я что-нибудь придумаю. Бритта тоже может все еще бросить меня. Но я смогу с этим справиться. Ради Кили я смогу справиться с чем угодно.
Как только верну ее.
Брат поднимает бровь.
— Ты серьезно?
— Серьезнее некуда. Я отдам тебе свою встречу со Стоу взамен на возможность поговорить с Кили. Можешь забрать мои наработки и презентацию. Это лучше, чем ваша словесная пиротехника и парад дерьма. Они хотят утонченности.
Внезапно он смеется.
— Ты прав. Я не увидел этого и не услышал.
Это большое признание для Гриффа. Он ненавидит принимать, что он неправ.
С одной стороны, приятно сознавать, что мы с Кили были правы. Не столько потому, что я хотел победить Гриффа, хотя это и не больно. Главным образом потому, что я чувствую, что благодаря этому опыту я узнал кое-что о том, как быть не только хорошим риэлтором, но и хорошим человеком. Она мне сильно помогла.
— Если ты устроишь мне встречу с ней сегодня, я передам все тебе. Каждую заметку, каждую идею, каждый слайд. Всё твое. Взамен я ожидаю, что ты прекратишь все, что у тебя с ней есть, и отвалишь. Ты больше ее не увидишь. Она моя. И она будет моей. Ты забудешь каждую минуту каждого дня — или ночи — которые ты провел с ней, — когда мой брат выглядит так, как будто собирается протестовать, я останавливаю его. — Слушай, ты, придурок. Я потенциально даю вам один и семь десятых миллиона долларов за эту привилегию и звание агента номер один на острове. Так что я не хочу слышать больше ни единого гребаного слова.
— Я и не собирался возражать. У меня просто есть несколько вопросов.
Вероятно, он хочет, чтобы я перефразировал презентацию, и он мог быть уверен, что она на высоте. Пошел он.
— Она поможет продать Стоу идею. Не беспокойся об этом.
— Я не беспокоюсь, — он качает головой. — Ты любишь ее?
Почему он спрашивает? Во-первых, я уже дал ему ответ самым очевидным образом. Во — вторых, почему это, черт возьми, вообще имеет для него значение?
— Мы договорились?
— Да или нет, Максон? Любишь? Я с места не сдвинусь, пока ты мне не ответишь.
Я залпом допиваю остатки своего напитка и пинаю ножку стола.
— Да. Конечно, я люблю ее. Я совершил огромную ошибку в тот день, когда она исчезла из моей жизни. Я знаю это. Я пытался сказать ей… — я откидываю голову назад и делаю глубокий вдох, ища терпения и спокойствия. — Я в раздрае с тех пор, как она ушла.
Грифф улыбается. Это первая искренняя улыбка, которкю я вижу у него за… ну, годы.
— Я должен рассказать тебе историю.
Что? Я только что признал, что я разваливаюсь и по уши влюблен, а он хочет рассказать мне историю?
— Сейчас?
Он поднимает палец.
— Это не просто так, обещаю. Съешь свой десерт прежде, чем он превратится в лужу.
Я смотрю вниз и вижу, что мороженое быстро тает. Меня это не расстраивает. Но десерт стоит передо мной, и тратить его впустую кажется кощунством, а Грифф собирается о чем-то рассказать, так что я вполне могу заняться делом, пока он это делает.
Первый кусочек — это рай на языке. Следующий ничем не отличается, просто слаще. Я стону.
— Потрясающе.
Грифф смеется, и это почти как в старые добрые времена, когда мы обсуждаем, как подойти к клиенту или объекту недвижимости за едой. Мы так часто делали это, когда были деловыми партнерами. Я скучаю по этому. Я скучаю по нему. Даже несмотря на то, что я провел последние три года, думая, что ненавижу его… Я не… Я не могу. Я не уважаю его за то, что он был придурком по отношению к Бритте. И я чертовски зол, что он даже дважды взглянул на Кили, но это моя вина гораздо больше, чем его.
— Да, — он доедает еще один кусочек десерта, затем вытирает рот. — Это единственное, что, помимо вида из окна, мне когда-либо нравилось в этом месте.
— То же самое, — у меня слишком много неловких воспоминаний с юбилеев. — Окей. Рассказывай свою Бсторию.
брат делает глубокий вдох и выдыхает, как будто готовится сказать что-то важное.
— Когда я вышел с секретной сделки, ну, после твоего разрыва с Тиффани, у меня… гм, были проблемы со сном и концентрацией. Четыре месяца спустя я начал посещать психотерапевта.
Я откидываюсь назад. Заявление Гриффа об этом, по сути, является признанием того, что он не идеален — то, чему он отчаянно сопротивлялся признаваться раньше.