Эля помогала в огороде, где как раз наступила урожайная пора, в птичнике. По вечерам они с Любашей выводили на прогулку в пустынные поля двух овчарок — Дика и Грея. Собаки уже привыкли к Эле и слушались её.
Были Любаша с Элей и в лесу, собирали грибы. На рыбалке пока не были.
Эля наслаждалась каждым днём. «Я так хочу, чтобы лето не кончалось», — эта песня стала неким символом её настроения. Хотя неважно, лето или нет, ведь Рамиль очень просил, чтобы она дождалась его. А он вернётся в начале сентября. И он хотел, чтобы она ещё погостила после его возвращения.
Она думала, что наверно, это неприлично, но ей совершенно не хотелось уезжать; однако хозяева дома и не собирались её так быстро отпускать.
Им Эля рассказала, что разводится, и они знали, что спешить ей, в принципе, некуда. Разве что зарабатывать себе на жизнь. Но она, живя тут, практически не тратила. Ей запретили покупать продукты, кроме сладостей, а Эля пыталась отплатить за гостеприимство честным трудом.
…Эля собирала чёрную смородину с большого куста возле забора, отделявшего участок брата от соседского участка.
Она вышла в восемь часов утра, а сейчас было больше десяти. Смородины на кусте было столько, что набралось уже больше половины десятилитрового ведра, а куст ещё обирать и обирать.
Эля собирала аккуратно, без веток и листьев. Любаша всегда восхищалась этой её способностью и терпением. Но Эля была уверена, что лучше собирать дольше, чем перебирать ягоды потом.
— Тик-так ходики, пролетают годики,
Жизнь не сахар и не мёд,
Никто замуж не берёт…
Эта песня очень нравилась Любаше и вот к Эле тоже привязалась.
— Могу помочь, если твоей маме нужен зять! Обращайся!
Эля даже подпрыгнула от неожиданности. Откуда этот низкий звонкий голос?!
Она продолжала стоять, растерянно озираясь, когда за забором послышалась какая-то возня, будто кто-то куда-то взбирается, и вскоре появился какой-то парень. Он сложил руки на заборе так, будто сидит за школьной партой, и насмешливо уставился на Элю.
— Ну? — без сомнения, низкий звонкий голос принадлежал ему.
Видимо, сосед. Эля ещё не видела соседей. Забор, отделявший участок брата, был высоким и плотным, а ворота соседнего дома выходили на другую улицу, параллельную этой.
— Что «ну»? — поняв, кто источник её замешательства, Эля вернулась к сбору ягод.
— Маме нужен зять? Я как раз совершенно свободен в данный момент. И тебя давно приметил, ты уже дней десять тут у Любани в гостях.
Интересно, где он её «приметил»?! Она точно его не видела до сих пор.
— У меня нет мамы, она была уже старенькая, умерла, к сожалению.
— Сочувствую. Извини тогда, — серьёзно сказал он. — Но моё предложение в силе.
— Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»? — его беспардонность шокировала Элю. Она выпрямилась, вновь забыв о ягодах. — Мы с вами не знакомы.
— Это ты хорошо придумала насчёт знакомства, — он улыбнулся, блеснули белые ровные зубы. — Я Илья. Сосед Рамиля и Любани. А ты?
— Эльмира Маратовна, сестра Рамиля.
— Вот прямо так официально? Эльмира Маратовна? Иначе никак?
— Вот прямо так. А вас как по батюшке? — почему-то он раздражал её, она никогда так чопорно не вела себя, а с ним хотелось говорить именно так.
— А меня никак по батюшке. Я Илья. Значит, ты — фифа городская, Эльмира Маратовна? Потому такая высокомерная? Тогда не выйдет у нас ничего, ходи дальше незамужняя, — притворно вздохнул он. — Мне нравятся женщины попроще.
— Послушайте, вы! Мне совершенно неинтересно, кто вам и как нравится! И попрошу быть повежливее!
— Зачем повежливее?
— Хотя бы потому, что я вас старше!
— Тюююю… Старушка дряхлая моя. Скажу тебе честно, прямо как старшему товарищу, мы тут все люди простые. Тебе, фифе городской, не понять. Ладно, вижу, не понравился я тебе. Да и тяжело мне тут стоять на брёвнах. Бывай! Увидимся ещё!
Он неловко и немного неуклюже слез с брёвен и скрылся за забором.
Возмущённая Эля вернулась к сбору смородины, но парень не шёл у неё из головы.
Во-первых, ей никогда никто не говорил, что её «приметил». С тех пор, как они поженились с Димой, в её жизни не было места романтике. Стоило дожить до сорока двух, чтобы её «приметил» какой-то парень с голливудской улыбкой и голливудской же небритостью!
Возможно, конечно, что этот Илья местный дон жуан и всем такое говорит, но всё равно было по-женски приятно.
Во-вторых, он назвал её «фифой городской». Видимо, это ирония судьбы, потому что Дима всегда называл Элю деревенской. Всю жизнь была деревенской, и вот — нате вам! — стала «фифой городской».