Бевинс молча, с горечью, смотрел на нее. Он ощущал запах ее духов, терзаемый мучительной мыслью, что скоро ее потеряет. Он смотрел на прелестное лицо, сейчас такое бледное и опечаленное, на ее чистую нежную кожу и золотистые искорки в мягких волосах.
Вдруг он страшно разозлился и схватил ее за руки, больно впившись пальцами в кожу.
– Думаешь, что убежишь от меня, да? – заорал он. – Я недостаточно хорош для тебя, да? Да я взял тебя сюда, когда ты была никем, когда не имела и двух центов в кармане. Я сделал из тебя звезду, а ты…
Бевинс внезапно почувствовал, что его схватили сзади и развернули. Что-то больно врезалось ему в челюсть, и он отлетел назад и ударился о туалетный столик. Он обнаружил, что смотрит в побелевшее от гнева негодующее лицо Вика Хендерсона.
– Ах, ты скотина! – рявкнул руководитель оркестра. – Поднимайся, и я еще разок покажу тебе, что будет с тем, кто посмеет грубо обращаться с Пэтси.
Девушка схватила его за руку.
– Нет, Вик, – взмолилась она. – Оставь его.
Хендерсон немного расслабился.
– Я шел увидеться с тобой, Пэтси, и услышал, как этот тип орет. Прибежал сюда и увидел, что он грубо схватил тебя. Если он тебя обидел…
Девушка быстро покачала головой.
– Нет, Вик, пожалуйста. Уже все хорошо.
– Ладно, как скажешь. – Хендерсон взглянул на Бевинса и ткнул пальцем в сторону двери. – Убирайся, негодяй. И не дай бог, я тебя еще раз поймаю рядом с Пэтси.
Бевинс неуклюже поднялся. В дверях он метнул на Хендерсона последний взбешенный взгляд, затем вышел, медленно потирая ладонь правой руки и тыльную сторону левой.
В тот вечер Бевинс ужасно, неприлично напился. Но план, который он сформировал, плавал, как плот на поверхности жидкости, которой он себя накачал. Никакое количество горячительного не могло вымыть это из его сознания. Он знал, что сделает. Когда придет домой, он позовет Фидо. И тогда – Бевинс мстительно усмехнулся – Фидо позаботится о Хендерсоне.
Пошатываясь, Бевинс вошел в свой отель. Он поднялся на лифте на свой этаж, грубо отказавшись от помощи нескольких ухмыляющихся коридорных. Он ворчал, что не так уж пьян, как они подумали, что знает, куда идет и что собирается сделать.
Бевинс все никак не мог попасть ключом в замок, но, наконец, ему это удалось, и дверь открылась. Холл не был освещен, но свет хлынул туда из коридора. Бевинс начал было входить в холл, но на пороге резко остановился, и душа его от страха ушла в пятки.
Там, в холле был какой-то человек! Бевинс тут же понял, кто это. Хендерсон!
– Фидо! – крикнул он. – Взять его!
И тут, немного протрезвевший от испуга, он вспомнил про большое зеркало в холле. И еще вспомнил, что Фидо безоговорочно подчиняется всем его командам. Зеркало не обманет его, как оно обмануло Бевинса.
Но было уже слишком поздно.
Полный жизненной энергии от Баха и Гранджа, Фидо появился в мгновение ока. И не успел Бевинс прокричать противоположный приказ, который бы означал продолжение жизни, как существо набросилось на него.
Позже Фидо очутился на улице только ему известным способом. Невидимый, он присел на тротуаре, прислушиваясь к мыслям прохожих, которые снова дали бы ему направление и импульс. Своего ума у него не было. Он лишь смутно ощущал, что теперь ему нужен новый хозяин.
Час был поздний, и людей на улице было мало, но Фидо ждал с бесстрастным терпением.
Какой-то мужчина проковылял мимо неуверенной походкой, мысли его были затуманены алкогольными парами. Затем прошла маленькая изможденная женщина, ее мозг притупился от усталости. Были и другие, но Фидо оставался неподвижен, как машина, которая включается только поворотом определенного рычага.
И, наконец, то, чего ждал Фидо, пришло. Мужчина медленно прошел мимо. В голове его теснились лихорадочные, отчаянные мысли.
«Я больше не смогу платить этому шантажисту Фаррису, – думал мужчина. – И тогда эта крыса расскажет Энн обо мне и Вирджинии. Энн пожалуется своему старику, и я лишусь работы. И Вирджиния…»
Фидо автоматически откликнулся на эти мысли. У этого мужчины есть те качества, которые дадут ему средства к существованию. Он поднялся и последовал за мужчиной.
Фидо нашел себе нового хозяина.
Окружающая среда
Солнце всходило над крышами и шпилями города на западе. Оно рассылало ищущие пальцы яркости сквозь лабиринт улиц и проспектов, стирая прочь последние, бледные тени ночи. Но в вечном великолепии рассвета город продолжал спать.