Франсуа же, напротив, часто говорил Еве о том, что любит ее. Ева улыбалась ему в ответ и позволяла ласкать себя. Единственный мужчина, словам которого она бы поверила, был далеко от нее. Он исчез из ее жизни так же неожиданно, как и появился.
А картины так и не обнаруживались. Ева встречалась с Блюмом, и он рассказывал ей интереснейшие вещи о Саре. Оказывается, мужчина, изображенный на снимке вместе с ней в 1980 году, не кто иной, как Ги Субиз, покойный муж Натали. Мать Сары служила в доме Ги. Сара — внебрачная дочь Ги Субиза, который так об этом и не узнал.
— Поэтому вполне вероятно, что кража картин — дело ее рук. Мать ее умерла, успев сказать дочери перед смертью, кто ее отец, и Сара, очевидно, почувствовала себя обманутой и обиженной. Ее отец — богатейший человек Франции, а она — служанка в доме его жены. Нищая. Мотив подходящий. Но тогда почему же она до сих пор не засветилась? Она не настолько умна, чтобы так долго ждать… Где же картины?
Это Блюм первым сообщил Еве, что в Лондоне проданы еще четыре ее работы.
— Я написал об этом статью. Если хотите — прочтите, — сказал он бесстрастным тоном, протягивая ей помятый газетный лист. — Надеюсь, теперь вам понравится.
Она прочла, сказала, что понравилось, но по ее глазам Блюм понял, что ее все это не волнует так, как прежде.
— Скажите, вы озабочены пропажей своих картин?
— Не знаю, — ответила Ева рассеянно. — Ничего не знаю.
Но однажды ночью, лежа в постели одна, она вспоминала свою выставку на Константен-Пекер, и в ее сознании мелькнуло одно лицо. Она до того разволновалась, что даже поднялась, включила свет и пошла на кухню. Сварив кофе, долго сидела за столом и силилась вспомнить, откуда она знает этого мужчину. Высокий, худой до безобразия, светловолосый, он приходил на выставку несколько раз. А потом, когда стало ясно, что выставка провалилась и ее закрыли, Ева видела этого человека на улице возле дверей выставочного зала. А потом… потом она и Натали ждали, очевидно, какого-то чуда, потому что картины не увозили еще три дня. На что-то надеялись? Значит, целых три дня картины висели в зале, который не охранялся. Господи, даже дверь не надо было взламывать, можно было высадить стекло из рамы и унести все, что угодно. И принести тоже.
И она вспомнила. Метнулась к телефону и заказала срочный разговор с Москвой.
— Гриша! — кричала она в трубку, изо всех сил прижимая ее к уху. — Ты слышишь меня? Я вспомнила! Я вспомнила, как звали того мужчину, который разгуливал по Константен-Пекер… Зал три дня находился без присмотра. Этот человек заменил холсты копиями. Это Майкл Робертс. Ты меня понял? Тот самый, который в Москве купил у меня «Желтые цветы».
— Я знаю, — ответил голос издалека, и Ева от возмущения смолкла. — Он приносил мне слайды многих работ и по чистой случайности там оказались твои. Я узнал об этом два дня назад.
— А почему же не позвонил?
— Звонить надо с результатом, а иначе зачем попусту расстраивать? Он заломил за них такую цену, что даже я не смог их выкупить. Но самое ужасное, что сложно будет доказать, что именно он украл их. Вероятно, это сделали для него другие люди. Если ты хочешь шума, скандала — а это, конечно, не повредит, наоборот, послужит хорошей рекламой, — обращайся в полицию и расскажи им о своих подозрениях. Но можно сделать и по-другому… Предложи Натали через подставных лиц купить у Робертса эти картины. Он клюнет… Главное, чтобы он показал работы, а там видно будет. Посоветуйся с Натали.
— Послушай, я так скучаю по тебе, по Леве… Пока вы были рядом, я работала, жила, а теперь… Меня раздражает даже запах краски…
— Это временно, это пройдет, и ты сама все прекрасно понимаешь. Он так и не появлялся?
— Нет, — сдерживая слезы, ответила Ева и, попрощавшись, повесила трубку.
И все же ей стало намного легче. Главное, она уже никого не подозревала, даже Сару. Но почему же тогда пленка с изображением ее картин оказалась в комнате Бернара? У нее не было сил встречаться с ним, чтобы обо всем расспросить. Казалось бы, виноват Робертс. Но вдруг он действовал заодно с Бернаром? Ведь ей же не приснилось, что в его комнате, в книге, лежала пленка? Кстати, где она?
Она достала из ящика стола книгу, раскрыла ее и, взяв в руки выпавшую пленку с несколькими кадрами, посмотрела на свет. Вот они, ее работы… Стоп! Но откуда здесь «Желтые цветы»? А «Винные ягоды»?! Их в доме Натали не было. Неужели это старая Гришина пленка? Ну конечно, таким образом он знакомил Натали с ее работами, которыми она и заинтересовалась, оказавшись в Москве! Она случайно оказалась на столе… Бедный Бернар, теперь он никогда не простит ее.