— Валентина! Родиков, какой же я идиот!.. Быстрее в аэропорт, я знаю, где живет ее отец. В Париже! Туда аж двенадцать рейсов в неделю!
Борис ничего не понимал. Он находился в гостиной незнакомой ему квартиры, хозяйкой которой была Анна, та самая женщина, которая вместе с двумя пьяницами, которые теперь спали вповалку на большом кожаном диване, организовала показ моделей Валентины.
Здесь же, в гостиной, стояли три больших сундука с платьями, которые были столь хороши и так восторженно приняты на приеме в «Савойе», что на тринадцать из них поступили заявки на покупку.
Валентина игнорировала присутствие отца, устремив холодный, пустой взгляд в пространство. Толстый слой пудры, как штукатурка, разбух под нижними веками, краска на бровях размазалась…
Борис подумал о том, что с таким взглядом она вряд ли будет когда-либо счастлива. Чтобы стать счастливой, надо этого хотеть… А с Валентиной творилось нечто непонятное. Она молча пила одну рюмку за другой, пьянела, пока глаза ее не стали слипаться… Анна же, свернувшись в кресле, давно уже спала.
Борис смотрел на руки Валентины, которые могли сотворить такое чудо, руки портнихи, целыми днями держащими в пальцах иголку, и не понимал, как можно шить с такими длинными ногтями. «Наверно, они искусственные», — решил он и поднялся с кресла.
От нечего делать он прошел на кухню, чтобы поискать в холодильнике минеральной воды или сока, и вдруг увидел в корзинке для хлеба большой коричневый конверт… Он был не запечатан и просто манил к себе. Борис взял его в руки, из него тотчас выпали два других конверта: белый и голубой. Это были письма. В белом конверте, аккуратно разрезанном, Борис нашел письмо, адресованное ему Валентиной в Париж, которое он почему-то не получил. Другое письмо было написано самим Борисом как раз перед его приездом в Москву, в котором он сообщал день приезда. Пробежав глазами первое письмо, он от волнения даже вспотел: Валентина писала, что переехала на другую квартиру, однако новый адрес не соответствовал тому, который был указан в письме, которое он получил. Не совпадал и почерк. Борис мог сравнить, поскольку конверт с тем письмом, которое он получил, он всегда держал при себе. И получалось, что он приехал к дочери на Шаболовку, а она, если судить по найденному здесь письму, жила на Солянке.
Сунув оба письма в карман, Борис вышел из квартиры и, остановив на улице машину, поехал на Солянку.
Каково же было его удивление, когда на крыльце искомого дома он столкнулся с парнем, который сбил его, чуть не отправив на тот свет.
— Вы? — Невский почувствовал, как его заколотило. — Что-нибудь случилось? Как вы меня нашли?
— Но я вовсе не искал вас… Я оказался здесь случайно… Я разыскиваю свою дочь…
И тут Родиков, разглядев Бориса, подошел к нему поближе:
— Скажите, это не вас я видел недавно в «Савойе»?
— Да, я был там…
— Так вы отец Валентины?
— Я…
— Что вы делаете здесь, собираетесь забрать оставшиеся машинки и ножницы? Это вы украли Валину коллекцию?
— Я не понимаю, о чем вы говорите… Я ничего не крал…
— Тогда что вы здесь делаете?
— Я не обязан вам ничего объяснять… Мне надо только подняться и проверить, кто живет по этому адресу, — он достал из кармана смятый конверт. — Вот, дом сто шестнадцать, квартира сорок девять…
14
Валентина рассказала Бланш все, что произошло с ней за последние пару месяцев.
После самолета она чувствовала себя разбитой. Сказывалось еще и действие нервно-паралитического газа, которым ее пытались отравить.
Сидя в квартирке на Фруадво (куда Бланш забежала утром, чтобы полить цветы, и, взяв трубку разрывавшегося телефона, к великому удивлению услышала голос только что прилетевшей дочери Бориса), Валентина еще не могла свыкнуться с мыслью, что это не сон, что она действительно в Париже. Она собиралась сюда через неделю и даже заказала билет, и просто чудо, что она успела купить билет за два часа до отлета…
После ухода Саши у нее словно раскрылись глаза, она проанализировала свои действия и разговоры, связанные с Ирмой и Костровым, и поняла, что Ирма совершенно не тот человек, за которого себя выдает. Двадцать три платья, сшитые Валентиной для нее, да еще восемнадцать, которые могла украсть тоже только Ирма, как раз и составили коллекцию платьев, которые Ирма показала в «Савойе», выдавая за свои…