Ева написала на листочке: Симон, Пьер, Франсуа, Сара.
— Я позвоню вам. — Блюм спрятал записку в карман, ободряюще подмигнув Еве, и ушел.
Ева разделась, легла и долго не могла уснуть. Ей так не хватало Бернара, что она несколько раз вслух произнесла его имя. Словно позвала. Но он не откликнулся. Он был далеко от нее. Конечно, если бы она была уверена в нем, то ей бы и в голову не пришло, что он заодно с Натали. Но, вспомнив, на какие жертвы он пошел ради денег Натали и какое вообще место в его жизни занимают деньги, она лишь еще больше поверила в свою версию. Но на что они рассчитывали? Что она не заметит? Разве такое возможно? Не сумасшедшие же они!
Мысли, как осенние листья, медленно кружились в ее голове и отгоняли сон. Она уснула лишь под утро.
Увидеть Гришу в номере отеля «Ритц» — это равно продолжению сна. Заспанная, в белом махровом халате, который она нашла в ванной, Ева стояла на пороге комнаты и смотрела на возникшего перед ней Рубина. Во всем белом, улыбающийся и бодрый, Гриша ждал, когда же ему наконец позволят войти.
— Господи, неужели это ты? Как хорошо, что ты приехал, — сказала она, обнимая его.
Ева заказала по телефону завтрак на двоих и, дав возможность Грише принять душ, оделась. В дверь постучали, девушка в голубом форменном платье, не скрывавшем коленей, вкатила столик, на котором стояли никелированный кофейник, сахарница, молочник и большое блюдо с яйцами, булочками, маслом и сыром, накрытое прозрачным куполом.
— В холодильнике сок и минеральная вода, — напомнила девушка Еве и предупредила, что через два часа придет горничная, чтобы заправить постели и убрать номер.
За завтраком Ева рассказала Грише все в подробностях, не забыв упомянуть о своей глупой выходке с Блюмом.
— Я думаю, что мне самому надо съездить к Натали. Понимаешь, если они ни при чем, то выходит, что ты их серьезно обидела своим подозрением. Может, поедем вместе и поговорим начистоту?
Она рассказала ему, как Натали «вынудила» Бернара целый месяц скрываться от нее, Евы, в Москве.
— Представляешь, и это все ее блажь. А я думала, что он меня бросил.
— Я видел его в Москве, правда, не разговаривал и думал, конечно, о том, что у вас произошел разрыв. Но все это ерунда по сравнению с тем, что пропали твои картины. Я все-таки поеду.
— Давай я тебя отвезу. У меня же теперь есть своя машина — мне Натали подарила. Честное слово, Гриша, я ничего не понимаю! Ведь она потратила на меня целую кучу денег…
— Не расстраивайся раньше времени. Вот увидишь — найдутся твои картины. Может, они специально их спрятали, чтобы их никто не украл…
— Посмотри мне в глаза… Вот так-то вот. Сам не знаешь, что несешь. Поехали. — Ева допила кофе и затушила сигарету. — Я останусь в машине, а ты сходишь. Буду ждать тебя за углом, хорошо? Посмотри, как меня трясет… Я чего-то боюсь.
Она ждала его недолго — успела выкурить всего две сигареты.
— Так быстро?
Гриша сел в машину и некоторое время молчал, словно приводя в порядок мысли.
— Там, кроме служанки, никого нет. Она сказала, что Бернар куда-то уехал, к другу, кажется, а Натали срочно вчера ночью вылетела в Москву.
— Отлично! — воскликнула Ева, заводя мотор и направляясь вдоль парковой ограды прямо к воротам. — Просто отлично! Я хотя бы покажу тебе мою мастерскую и незаконченные работы. Заодно выведаю все у Сары.
Она позвонила и вскоре увидела, как по дорожке, обсаженной красными и белыми розами, идет Сара. Заметив рядом с Евой Рубина, она несколько замедлила ход.
— Добрый день, мадемуазель Ева. Хозяева уехали, и я не могу вас впустить, — кротким голоском пропела она, не приближаясь к воротам.
— Это что еще такое! Открой немедленно! Иначе тебе придется пожалеть.
— Но я не могу.
Ева набрала побольше воздуха в легкие и крикнула что есть силы:
— Франсуа!
— Его тоже нет, он в больнице, у жены.
— Сара, ты что, не знаешь, кто я? В доме остались мои вещи, картины…
— Ваших картин здесь нет, и вы прекрасно знаете об этом. Что касается ваших вещей, то никакие они не ваши. Здесь вообще ничего вашего нет. Вы не имеете права находиться в этом доме. До вас мы жили спокойно… Уходите, я все равно вам не открою…
Ева прислонилась лицом к ажурной металлической ограде, во все глаза рассматривая нахалку.
— Ты представляешь, что будет, когда приедет Натали и узнает, что ты тут вытворяла?
— А мне все равно. Я увольняюсь. Но прежде не могу упустить такой возможности поставить вас на место. Вы — никто. И пусть этот ваш толстяк тоже слышит. Да, вы — никто. Для Бернара вы — пустое место. А для Натали всегда были игрушкой. Все над вами смеялись, а вы, как глупенькая, рисовали с утра до ночи свои дурацкие картины, которые никому не нужны…