Таня тоже заулыбалась и кивнула, хотя не понимала ровным счетом ничего. Автобус тем временем опять остановился на очередной остановке, и, опять-таки, никто не вошел, равно как и не вышел. Ее собеседник оглядел девушку с легким недоверием, судя по всему, закономерно сомневаясь в правдивости ее ответа; но, ничего по этому поводу не сказав, немного подумав, продолжил:
- Вот ты, Таня, чего больше всего хочешь на свете?
Однако же, ну и вопрос; Таня и в обычной ситуации немало бы растерялось, а уж теперь и подавно. Конечно, ей много чего хотелось, и желания эти были сколь непритязательны, столь и трудно выполнимы. Нельзя было уложить в одну фразу желание чтобы исчез унылый вид из окна, да и чтобы сама постылая комната куда-нибудь исчезла, и желательно вместе с остальной квартирой. И чтобы ПТУ куда-нибудь пропало, со всеми одногруппниками, и вообще; чтобы растворилась, растаяла вся последующая унылая жизнь, которая, уже сейчас, маячила где-то впереди: она у Танечки на роду написана, вместе с ее превращением в страшную, толстую тетку. И мама, как это ни плохо с ее Таниной стороны, в этих мечтах никак не проявлялась; и, тоже, куда-то исчезала. Наряду с этим, сама Таня могла поклясться чем угодно на свете, что маму она очень-очень любит, но так устала от ее вечной хмурости, неразговорчивости и холодного к ней отношения. И от этой вечной утренней вони с кухни Таня устала, и от постоянных своих просыпаний в плохом настроении, так что усилие приходится прилагать, чтобы с постели подняться, и... Да уж. Не то чтобы все это именно сейчас пришло ей в голову, скорее промелькнуло воспоминание обо всем сразу, о тоске, которая ее часто посещала, особенно в последнее время и наводила на подобные размышления. Собственно, наверное по этому она ничего и не сказала, а вместо этого еще раз улыбнулась, хотя теперь уже естественно и совершено не глупо, как бы давая понять что этот вопрос показался ей очень милым, а ее собеседник, само собой, тоже неглупый человек и все понимает. А тот слегка сощурил глаза и через несколько секунд, словно подумав о чем-то, кивнул;
- Да, - подтвердил он, судя по всему намереваясь продолжить непринужденную, со своей стороны беседу, - понимаю. Счастья все хотят.
Правда и Танечка уже расслабилась, хотя где-то внутри нее еще тихо давало о себе знать недоумение. Ой, да ладно.
- И все думают, что счастье - это обязательно нечто такое, что может случится только с другим человеком. Хотя и оптимистов тоже хватает, чего уж я, право - да только и они смотрят на происходящее вокруг себя вымаливая себе лишь крохи; чтобы дети были здоровы, родители, чтобы я сам не болел. Денег совсем мало, жизнь вот проходит, а их все мало и мало - тоже, ну и что. Я же не смертельно болен и мне не нужна какая-нибудь мега-опрерация, которая стоит целое состояние. Такие люди все время боятся проявить малодушие и попросить у Бога ну что-нибудь очень серьезное. Вместо этого, подобные индивидуумы, всегда смотрят на себя со стороны и думают - день прошел, ну, и слава богу. Жив, цел. Машина не сбила, ядерная война не началась. - Тут Данила даже негромко засмеялся, - хотя, последние, как раз - ну сущие пройдохи. Это те, кто воображает себя праведниками при жизни, вроде как не только за себя трясутся, или за свою семью - а аж сразу за все человечество. Смешно!
Таня была не совсем уверена, что это и правда, так уж смешно, но глаза напротив ее совсем загипнотизировали, а вместе с тем, еще и успокоили. Все вышесказанное дошло до девушки вполне, поэтому она осторожно спросила;
- Что же получается, у бога можно сколько угодно за себя просить?
- Вот точно нет, - со всей серьезностью ответил Данила, - он этого не любит.
- А что он тогда любит? - Неожиданно для себя обронила Таня, на секунду даже испугавшись собственной странной, и кажется не слишком уместной фразы. И точно; Данила вдруг сузил зрачки и еле слышно произнес;
- А вот за такие вопросы и в аду можно вечно гореть, грешница.
Но увидев, что у девушки натурально начали расширятся глаза, быстро взмахнул рукой и вновь засмеялся;
- Да пошутил я. Чего ты так испугалась. Обещаю − ты в аду гореть не будешь. - Он наклонился немного вперед, - что, думаешь с моей стороны опрометчиво давать подобные обещания?
Таня немного отстранилась, и, тотчас, боковым зрением заметила что-то странное; а именно; какую-то подозрительную пустоту за окнами, где должны были проплывать стены домов. А когда она повернула голову, то, что она увидела, повергло ее в легкий шок. Вместо городских улиц вокруг был унылый, загородный ландшафт - пожухлая, холодная трава тянувшаяся по ровной как стол поверхности во все стороны от дороги, остатки индустриальной эпохи, попадающиеся в виде мертвых заводских корпусов вдалеке; над всем этим низко висело тяжелое, серое небо: не столь заметное еще недавно на фоне жилых домов. Ошарашенная Танечка даже забыла о своем спутнике и перевела перепуганные глаза на кондукторшу, которая все еще трудилась над своими ногтями.
- Что это? - Перепугано спросила она. Вопрос конечно прозвучал глуповато, да только Тане уже было не до смущения, когда не пойми что вокруг происходит. Работница салона, как бы то ни было, откликнулась сразу; вернее подняла голову и уставилась на чем-то взволнованную пассажирку; и, притом, с явным недоумением, едва пробившимся через откровенное безразличие написанным на ее лице.
- Где? - С легким неудовольствием спросила кондукторша и слегка отведя взгляд, глянула в окно за спиной у Тани.
- Вот это - что? - Еще более испугано пролепетала та, - почему мы за городом?
За спиной кто-то захихикал и послышалась фыркающая усмешка. Сидящий перед ней Данила, тоже, признаться смотрел на нее как минимум с удивлением, если не сказать с неприятным сомнением во взгляде. Кондукторша, немного подумав, и еще раз оглядев снизу вверх, явно, с ее точки зрения, странную пассажирку, медленно произнесла:
- Это наш маршрут. Мы всегда так ездим.
- Какой еще маршрут, - Таня чуть было привстала, но тотчас уселась обратно, - вы же сказали что я до вокзала доеду.
- Я ничего не говорила, - с достоинством ответила кондукторша и вернулась к своему занятию. А за спиной опять послышалось мерзкое свинячье фырканье, явно выражающее радость от истории в которую угодила несчастная девушка.
- Вот это да, - сочувственно покачал головой Данила, - это я тебя так заболтал? Ну прости, я правда не хотел.
Ну, что еще оставалось делать, кроме как ошеломленно уставится на своего неожиданного собеседника, потом перевести взгляд на кондукторшу, а потом снова посмотреть за окно. Нужно было выходить, при том непонятно где, на какой-нибудь глухой, пустынной остановке в поле, где никого нет, или наоборот, кто-нибудь да будет. Глушь какая кругом, даже машин нет. И вот так стоять, ждать автобуса в обратную сторону, а самое ужасное, что денег у Танечки было в обрез; ну, хватило бы от силы еще на одну поездку. Доберется она обратно в город, а дальше что? Эта неприятность даже оттеснила от нее всю бредовость происходящего вокруг; как она вообще могла не заметить, что они заехали непонятно куда? Таня много чего боялась в жизни, в том числе и перестать дружить со своей головой. Еще два года назад с ними жила бабушка, тяжело болевшая перед смертью, в том числе и в конец тронувшаяся. Хотя ее внучка и понимала, что ей как минимум рано беспокоится о подобных вещах, один вид трясущейся, испражняющейся под себя несчастной старухи, которая, к тому же, с каждым днем приближающем ее к смерти, страдала все более тяжелыми провалами в памяти, оставили просто приснопамятные впечатления.
- А когда конечная будет? - Уже чуть не плача спросила Таня, тщетно пытаясь собраться с мыслями и придумать себе, что теперь делать дальше. Кондукторша с житейским видом посмотрела в сторону кабины водителя и слегка пожав плечами, ответила;
- Ну, вот уже сейчас.
- Сейчас?
Нового ответа не последовало. Тогда Таня собрала всю храбрость, какая у нее была, и чуть ли не умоляюще попросила:
- Помогите пожалуйста. У меня денег не осталось. Автобус ведь потом обратно пойдет? Отвезите меня в город. Пожалуйста.
- Во дура, - опять заговорил кто-то из мерзкой парочки за спиной, - та не пойдет а поедет. Тебе что, так назад хочется?
- Пожалуйста, - повторила Таня уже чуть не ноя и чувствуя себя полной амебой, кондукторша лишь приподняла на нее взгляд и пробурчала себе под нос: