- Честь по чести, - сказал тот что справа, - то что ты хлопаешь глазками и пытаешься всех разжалобить - в некотором роде, да, не твоя вина. Это своего рода защитный рефлекс свойственный людям, да и, впрочем, практически всем живым существам, включая клопов. Но ты не забывай, как у вас говорят - незнание законов не освобождает от ответственности.
- Что я должна понять? - Залепетала Таня уже начиная глотать слезы.
- Строго говоря, он прав, - Гаврила кивнул головой в сторону - не твоя вина еще не означает что она не твоя. Нечего и правда хлопать тут глазками и думать что тебя погладят по головке, успокоят и дадут конфетку. То, что вообще с тобой разговаривают, считай тебе крупно повезло, успокойся, например, этим, если конечно сможешь. Хотя мне, совершено все равно.
- Ну скажите, - спросила Таня с неприятной гримасой на лице, хлюпая носом, - кто вы такие, что нам от меня надо?
- Это тебе вечно что-то было надо. - Последовал сухой и одновременно суровый ответ, - сказано было вам - довольствуйтесь малым, страдания даются не просто так и вообще, испытания достаются по силам. А ты как себя ведешь, дура? Ты возомнила что насмотрелась всех страданий на свете. Родилась некрасивой, всю короткую жизнь прожила в унылой берлоге с полусумасшедшей, дурно пахнущей старухой и суровой мамашкой. А вот когда твоя бабка наконец умерла, перед этим измотав вам все нервы, так что же? Никак ты облегчения не почувствовала?
- Ай-ай, - донеслось из-за спины, все с тем же отталкивающим сарказмом -какое, однако, малодушие! Право, натуры тонко чувствующие, из-за вашего нытья на несовершенство мира, все беды, для этого мира, и приходят!
- А теперь ты еще ноешь и спрашиваешь что нам от тебя надо? - Продолжал Гаврила слегка надсаживая голос, -да нам, собственно, от тебя ничего. То что ты просила - то и исполнилось. Еще и с комфортом едешь, дуреха.
- Но куда? - Все, теперь уже плакала Таня, она говорила жутко искажая голос, почти завывая, как делает до глубины души обиженный, и невероятно потому расстроенный ребенок, - я знала что не нужно было сюда садится. Нужно было там, на остановке остаться.
- Интересно и что бы ты там делала? - Вдруг раздался голос кондукторши, про которую Таня уже и забыла, - ха! Да ты даже не представляешь, что это за участь - вечно ждать. Такое и самым отъявленным мерзавцам не всегда прописывают.
- Ну что, - снова заговорил сидящий справа, - воспринимай это как своего рода подарок, каким бы чудовищным он тебе не показался. Ты хотела чтобы все изменилось - вот, пожалуйста, бог услышал тебя. Теперь все изменится и никогда твоя жизнь не будет такой, как прежде. Да и говорить "жизнь", теперь, мягко говоря, неуместно.
Танечка поглядела на соседа справа слегка ошарашенным взором, потом перевела свои вытаращенные глаза на того, что сидел перед ней и с совершенно искренним изумлением прошептала:
- Я не умерла.
По ее интонации не совсем было понятно, спрашивает ли она это или утверждает. Но справа от нее, белый халат пренебрежительно фыркнул.
- Как это не умерла, если очень даже умерла?
- Чушь это, конечно, отчасти, - подхватили сзади, казалось странным образом смягчившись, - конечно это не смерть. Ну, не в том понимании, в котором это могла бы обозначить ты. Просто считай что твой земной путь закончен, и пора уходить. Больше не будет страданий и несправедливости. А ты подумай, сколько бы их еще было бы впереди? Поверь, у тебя много; даже по скромным меркам, к тридцати гадам ты бы превратилась в откормленную свинку с эндокринными заболевания, принц на белом коне так бы и не прискакал, да и кому нужна низенькая, жирная дурочка с богатым внутренним миром, но без сисек? Даже если внутри тебя произошел Большой взрыв и родилась целая новая вселенная, никто и не заметит. Пора Таня, пора.
- А ты слышала такой анекдот, - это вновь послышалось справа, - где господь говорит одному законченному неудачнику - "ну не нравишься ты мне, не нравишься!" Ты вот не представляешь, насколько он все же близок к тому, что порой случается на самом деле. Ох этот Даниил, прилетит как птичка, крылышками помашет, нагадит и улетит. Что он там плел тебе про счастье-то? Послушай меня, я тебе проще объясню - вам всем ходить и разевать рот до ушей не полагается, что это вообще за счастье, когда счастливы абсолютно все? Или хотя бы большая часть? Когда масса страдает, те кому повезло, действительно повезло, ловят судьбу за хвост, получают желаемое, про таких говорят - "удача сопутствует". И ты к их числу, увы, не относишься.
- Но тебе повезло, - тяжелым голосом, который теперь казалось стал еще ниже, подхватил Гаврила, - не будет слез, болезней, бед и неудач. И даже предсмертных мук не будет. Можешь наслаждаться последней поездкой... да ты, судя по всему, не представляешь с кем ты вообще, сейчас разговариваешь. Можешь мне поверить, до вас, вшей, мы редко нисходим.
- Чем наслаждаться, - продолжала всхлипывать Таня, -пургой этой?
- Какой пургой? - Спросил Гаврила, можно сказать что почти удивленно, но, на самом деле, совершенно равнодушно.
Танечка глянула за окно и поразилась; куда только все пропало: не было больше ни снежной бури, ни всей этой белой пелены за стеклом. Да и земля больше не выглядела по весеннему промерзшей, еще не проснувшейся после зимы. Просто, обычный унылый вид родных просторов, но теперь все это заливало лучами все еще высокое, но уже предзакатное солнце; окрашивая бесконечное пространство по которому они неслись, в траурные, но в тоже время торжественные, вечерние оттенки.
- Кто вы такие? - Опять спросила Таня.
- А ты не видишь? - Заговорили сзади, -ученые мы. Ну правда лаборанты в основном. Молчу, молчу.
Это Гаврила вновь поднял свой тяжелый взгляд. Потом сфокусировал взгляд на Танечке:
- Сейчас мы переедем реку, там наши корпуса.
- А что со мной там будет?
- Этого заранее тебе никто здесь не скажет. Но ничего, там красиво.
- Это... рай?
Тут со всех концов автобуса донесся смех. Даже Гаврила улыбнулся и пояснил:
- Да то же тебя в рай-то пустит? Это раз. А два, ты вообще не представляешь, что такое рай. Скорее всего, тебе не очень бы туда захотелось. Хотя, если подумать, много на земле всегда чудиков было.
Гаврила заметно расслабился, словно тот, кто уже был недалеко от родного порога; он закинул ногу на ногу, из-за чего сидя на низком сидении стал напоминать букву "И".
- Попробуй утешится тем, что ты поможешь другому человеку. Твоя жизнь в обмен на чужое счастье, да, несправедливо, но что теперь. Где-то далеко от нас застрял человек который любит девушку которая живет от него очень, очень далеко. Она тоже его любит, хотя и не хочет об этом ему говорить, и ее можно понять. Она уже очень устала и не верит что когда-нибудь они смогут быть рядом, кроме своих снов. Война, кровь, разруха, границы. Считай что ты отдаешь свою жизнь за их счастье. Теперь они будут вместе. Не знаю, мне трудно представить себя на твоем месте, но все же. Считай что это твой подвиг, единственное что ты сделала полезное в своей жизни, вернее, уже после нее. О, нет. Она опять ревет, сейчас начнется нытье о том, что это несправедливо. Как ты меня достала, ты дура еще не представляешь что тебя ожидает. Довольна?
Таня совсем не была довольна. Таня была то ли в ужасе, то ли пребывала в состоянии для которого еще не придумали названия, и никогда не придумают в этом мире. Она заливалась горькими слезами, рыдая навзрыд. Так, что если на секунду представить, что кто-то вдруг оказался на этом ровном поле, рядом с неширокой асфальтной дорогой, под страшными, но не ослепляющими лучами тяжелого, древнего солнца; то как только мимо пронеся огненный шар, смутно напоминающий автобус: то этот некто, и то бы успел расслышать чьи-то завывания, как последний, едва слышный отблеск навсегда погубленной, никому не нужной, души. Потом этот некто мог бы посмотреть на запад, где раскинулась широченная, величественная река над которой пролегал обыкновенный, автомобильный мост. Странно; та сторона казалась находилась в совсем другом временном промежутке, совсем не на исходе дня. Сразу за рекой начиналось нагромождение холмов, застроенных многоэтажными зданиями строго вида, лишенных каких-либо архитектурных излишеств. Их было много, одно стояло выше другого, наверное где-то там, между ними пролегали дороги; но от сюда, с противоположной стороны, их было бы не видно. Над всем этим было чистое безоблачное небо, в котором, как будто, навечно застыл полдень. О чем бы там не мечтала уже не существующая Таня, это уже не имело значения. Что было то было, а что было - то прошло.