Больше никого, кроме нас
— Не болит? — спросила я, присаживаясь на корточки рядом с Костей.
Он до сих пор так и не поднялся с пола. Сидит, оперевшись спиной о кровать, держится за горло, тяжело дышит. От шока не может отойти. А чего, спрашивается, полез с кулаками на мистера волшебника? Вот уверена я на все честные сто процентов, что первым начал именно Костя. С его дурацким противным характером. Иногда меня передергивает, когда нахожусь рядом с ним, озноб пробирает до костей. Но сейчас Костя выглядит слабым, и мне не хочется его придушить, как обычно. Хочется позаботиться о нем.
— Так болит или нет? — повторяю свой вопрос. — Не три ты кожу!
Я протянула к нему руку, собираясь помешать ему растирать шею, а он отмахнулся от меня.
— Не прикасайся ко мне, — прохрипел он. И даже в глаза не взглянул.
Я подавила в себе вспышку гнева и проворковала:
— Давай поищу какую-нибудь мазь?
— Со мной все в порядке.
Ах, в порядке значит. Я вскочила и указала на дверь.
— Выметайся!
Пытаясь подняться, он тихо выругался и рухнул обратно на пол.
— Не притворяйся. Вали из моей квартиры, пока штаны целы!
На несколько секунд мы оба замерли. Не знаю как он, но я сразу вспомнила, к чему привели в прошлый раз облитые мною его вельветовые штаны. Позже мы договорились не вспоминать об этом. Но тот раз был слишком ярким, чтобы его забыть. И почему подруга так не во время вернулась домой тогда…
Медленно, не спеша, Костя поднял голову. Его выражение лица говорило о многом: пора мне делать ноги, или готовиться ответить на его очередную колкость, или — самый удачный вариант — провалиться сквозь паркет соседям на головы. И для начала я сложила руки на груди.
— Лучше бы тебе не подходить близко ко мне, — сказал он.
— Чего бы это? — присела я обратно. Беззащитный, слабый Костя — что может быть лучше?
— Пройдет головокружение — и я уйду. Оставь меня в покое.
Я фыркнула. Поднявшись, переступила через его длинные ноги и направилась в ванную за аптечкой. Выбрала одну мазь “против ссадин, царапин, синяков и прочего” и вернулась в комнату. Костя уже переместился на кровать — делает успехи. А вот шея у него такая же красная.
Не спрашивая разрешения — не буду дурой, — присела рядом, открыла тюбик и выдавила на пальцы немного прозрачного геля, который сразу приятно охладил кожу.
— Убери воротник.
— Я сам, — потянулся Костя за тюбиком. Я словила момент — и коснулась пальцами его шеи. Он послушно замер. Нежными движениями я начала втирать мазь, отгибая второй рукой воротник куртки, чтобы его не испачкать. Костя прикрыл глаза, сдвинул брови, сидел как натянутая струна. Главное — не возражал. Правда, я иногда задерживала пальцы на одном участке кожи, рассматривая его лицо, которое редко видела так близко. Точнее: только раз, прошлый раз. Тогда он был гладко выбрит, сейчас же волевой подбородок покрывала легкая щетина; а губы, нижняя слегка больше верхней, сейчас выглядели сухими, а тогда, помню, увлажнились, покраснели, припухли от страстных поцелуев; нос аккуратной формы зарывался в мои светлые кудряшки; а глаза…
— Хватит, — взглянул на меня, схватив мою руку за запястье.
— Чего? — дернула руку. — У тебя на шее эрогенная зона или что? Потерпи уже, я почти закончила.
… а глаза у него цвета горячего шоколада — так же можно обжечься. А еще руку мою не хочет отпускать. Так и застыл, смотря на меня, не моргая.
— Шестеренки заклинило? — с издевкой хихикнула я, пытаясь вырвать руку.
— Лиля, — прорычал он, — ты невыносима.
— Вот если так невыносима, то выпусти мою руку, — сделала я еще попытку, — и вали коту под хвост.