Дауни лежал и не смыкал глаз уже целый час, продолжая охранять сон юноши, который вдруг стал беспокойным. Сначала Том периодически вздрагивал, потом стал болезненно постанывать, пока его вовсе не стала колотить дрожь, а из груди — вырываться хрипы.
— Том! Том, проснись, — позвал Роберт, оперевшись на один локоть и принявшись гладить Холланда по щеке. — Малыш, я рядом, проснись, — громче попросил он, и тот распахнул глаза, глядя на него в ужасе.
— Дерек? — Том оцепенел, вцепившись в плечи мужчины с такой силой, что у того наверняка останутся после синяки. Казалось, пот на их лбах проступил одновременно.
— Роберт, — прошептал Дауни ему в ответ, чувствуя, как его собственное сердце болезненно сжалось от осознания того, что эти роли всё-таки оставят в их душах свой след.
— Роберт, — облегчённо выдохнул Том, разжав пальцы и закрыв глаза, а после осторожно обняв мужчину, притянув к себе и уткнувшись лицом в сгиб его шеи. — Прости, пожалуйста, мне приснился сон.
— Ты передо мной ни в чём не виноват, чтобы за что-либо извиняться.
— Это всё из-за брата, я не могу перестать думать. Я так жалею, что попросил у Даррена этого совета, что не послушал тебя. Как мне теперь отделаться от этого страха за Падди? — Холланд почувствовал, что в горле встал солёный ком слёз; не хватало ему ещё разрыдаться.
— Ну-ка, смотри мне в глаза, — требовательно попросил Дауни, когда Том отвернул лицо в сторону, чтобы мужчина не ощутил его слёз на своей коже. Роберт так и лежал над ним, едва накрыв тяжестью своего тела, его сильные пальцы едва сжались на челюсти парня, чтобы тот просто посмотрел ему в глаза. — Как тебя зовут?
— Том, — тяжело дыша, ответил Холланд, чувствуя, что слишком много чувств накатило в раз, но больше всего — стыд и паника вперемешку.
— Что есть у тебя и чего нет у Макса? — Роберт был серьезён, потому что понимал, что иначе истерику не успокоить, лишь бы до отрезвляющих пощёчин дело не дошло.
— Что? Я не знаю.
— Кто есть у тебя и кого нет у Макса?
— Тебя. У него нет тебя.
— Ещё?
— Семья, — вдруг выдохнул Том и стал внимательно смотреть на мужчину, чувствуя, что сердце замедлило свой ритм.
— Что сделал бы ты, Том, если бы какой-то мудак посмел угрожать твоему брату? — Дауни был намерен идти до конца, он хотел развеять любые крохи страха Холланда, хотел вырвать с корнем чувство опасности, которое в нём посеял Аронофски, когда дал тот ужасный совет.
— Я бы ему врезал, — вдруг усмехнулся Том и сморгнул слёзы, но он не плакал, это была лишь остаточная влага его отступающей истерики. — А ещё бы братьям сказал, они бы помогли.
— Вот, — улыбнулся Роберт, когда понял, что подействовало, а главное, что Том понял всё это сам. — Ещё бы ты мог сказать мне, иначе зачем ещё нужен богатый и влиятельный мужчина рядом? Мм?
— Да, — кивнул Холланд, чувствуя себя в полной безопасности, и погладил Дауни по щеке. — Я не знаю, что бы делал без тебя сейчас.
— Без меня ты бы не ввязался в этот фильм, — вздохнул тот, но Том притянул его лицо к себе и поцеловал.
Том целовал нежно, с упоением и оттяжкой, тишину нарушали лишь влажные соприкосновения губ двоих влюблённых. Сегодня небо было ясным, а луна — почти полной, поэтому освещала комнату Холланда получше любого фонаря. Когда он взглянул на лицо своего любимого, то увидел лишь освещённую светом половину, но улыбнулся, потому что, несмотря на этот чёрно-белый облик, представший сейчас перед ним, он знал, что в Дауни нет ни капли тьмы.
— Ещё, — попросил Холланд и снова поцеловал мягкие губы мужчины, немного углубляя этот контакт, чтобы подбородком царапаться о колючую щетину. Тому это нравилось, как и усиливающееся давление на его тело по мере того, как Роберт расслаблялся и всё больше ложился на него.
— Том, нам лучше остановиться, — попросил Дауни, потому что постепенно его стал заводить как сам поцелуй, так и то, что он слышал. А что именно он слышал? Ничего, кроме биения их сердец и звуков мокрых поцелуев.
— Ты не хочешь меня? — вдруг спросил Том, разъединяя их губы и вновь вглядываясь в глаза напротив.
— Знаешь ведь, что хочу, но не тогда, когда мы оба слишком уязвимы и не готовы, — улыбнулся Роберт, радуясь, что они снова смогли забыть о страхах, стоило им переключиться друг на друга. Каждый из них был ключом к спасению другого.
— Когда ты говоришь «не готовы», то ты имеешь в виду…
— Да, именно это я и имею в виду. Кому-то из нас двоих придётся это сделать, и, чтобы ты знал, я не против того, чтобы это был именно я, — Дауни без всякого стеснения говорил о гигиенических процедурах перед анальным сексом, а вот Том покраснел, и это было видно даже в свете луны.
— У тебя… у тебя уже был опыт? — неуверенно спросил Холланд, потому что боялся этого вопроса, ведь всё-таки Роберт сидел в настоящей тюрьме и только ему одному известно, что там было. Мужчина сразу понял, что волновало парня, поэтому скатился с него, притянул к себе и поцеловал в лоб, поглаживая пальцем его плечо.
— Опыт был. Но не в тюрьме. У меня были две драки за время заключения, были намёки на домогательство, но никто меня не трогал и не насиловал, Том, — спокойно произнёс Роберт, проведя пальцем соединительную линию между двух родинок на шее Холланда. — Люблю эти две родинки.
— Разглядывал меня под микроскопом? — усмехнулся парень. Он был рад узнать эту правду о тюрьме и ещё больше был рад, что они сразу же сменили тему.
— Да, сцена после титров в Гражданской войне, когда Питер разглядывает на потолке голограмму с эмблемой Паучка, подарок Тони Старка. Ты запрокидываешь голову назад, обнажаешь свою шею, твоя кожа отсвечивает красным, а две эти родинки пленили меня раз и навсегда. Как и твои тонкие запястья, — Роберт стал целовать запястья Тома. — Как и твои музыкальные пальчики, — и тогда он поцеловал каждый пальчик любимого.
— Ты не считаешь меня женственным?
— В молодости меня считали слишком смазливым, но это просто молодость, Том. Ты ещё изменишься и не один раз, ты уже невероятно поменялся буквально за пару лет и…
— И тогда ты перестанешь находить меня привлекательным? Когда я потеряю то, что имею во внешности сейчас? — Холланд приподнялся на локте, чтобы упрямо взглянуть в лицо мужчины и прочитать в его глазах ответ на свой вопрос.
— Даже если бы ты был весь покрыт бородавками, а твой нос был бы размером с грушу, мне было бы всё равно. Хоть я и испытываю к тебе очень сильное влечение, но началось всё не с этого, началось всё с твоего смеха и с того, что ты стал моим светом, — Роберт чмокнул Холланда в кончик носа. — Хотя нет, если бы нос был как груша, то между нами ничего не могло бы быть! Это мой маленький фетиш, — пошутил он, подарив кончику носа парня ещё один поцелуй.
— И сколько тебе лет, — рассмеялся Том и улёгся рядом, кутаясь в объятия мужчины, который коротко зевнул.
— Неприлично много, но в душе мне навсегда двадцать два, — уже тише ответил Роберт, проваливаясь в сон. Теперь первым уснул он, Том ещё немного охранял его сон, а после тоже последовал в царство Морфея. Больше кошмары этой ночью не снились никому.
***
Утром Том проснулся на удивление раньше будильника, но при этом чувствовал себя так, словно проспал десять часов и отлично отдохнул. Он потянулся, повернулся к Роберту, но того рядом не оказалось.
— Роберт? — позвал Том, приподняв свою взлохмаченную ото сна голову. Он прислушался, но никаких звуков из ванной не было слышно. Холланд схватил свой телефон с прикроватной тумбочки, обнаружив, что времени больше двенадцати часов дня. Он проспал, а Дауни не только не стал его будить, так ещё и будильник отключил и по-тихому слинял на съёмки.
Парень подскочил с постели, став на ходу переодеваться в джинсы и футболку, спешно спускаясь по лестнице на первый этаж, где столкнулся с Гарри, не успев набрать номер Роберта. Том удивлённо уставился на брата, который жевал бутерброд на его кухне.
— Привет, спящая красавица, — улыбнулся Гарри. — Пока ты не начал спрашивать, рассказываю. Этим утром мне звонит Роберт Дауни младший, знаешь его, да? Он ещё Железного Человека в Мстителях играет, — потешался парень, как и всегда. — И говорит: «Гарри, у нас вчера был очень тяжёлый съёмочный день, в связи с чем Тому дали заслуженный выходной, о котором он не знает. Он сейчас спит, как сурок, но когда проснётся, передай ему, что на съёмках его сегодня не ждут, а ещё, если он всё-таки явится, то я стану обманщиком, потому что всем соврал, что он немного приболел».