Но вот Доминика доводы супруги о довольном голосе сына не убедили, поэтому он пошёл к нему домой и стал дожидаться, прождал всю ночь, а машина Роберта Дауни младшего припарковалась у жилища Холланда лишь в пять утра. Отец Тома наблюдал в окно, как сын вылез с пассажирского места и вместе с мужчиной направился к дому, о чём-то весело с ним переговариваясь. Доминик почти успел выдохнуть с облегчением, потому что Том действительно выглядел довольным и не угнетённым съёмками, но так и подавился воздухом, когда Роберт и Том вошли в дом…
***
Утро прошлой пятницы.
— Значит, после съёмок съездим куда-нибудь в уединённое местечко, только ты и я? — с улыбкой спросил Том, когда вышел из машины Роберта.
— Почему бы и нет? Подальше от прессы и всех людей, чтобы мы смогли предаваться с тобой любовным утехам прямо на пляже, пока наши задницы не будут полны песка, — пошутил Дауни, заставив мальчишку расхохотаться, отчего тот не с первой попытки вставил ключ в замочную скважину.
Роберт приобнял парня сзади и помог ему справиться с замком, целуя в сгиб шеи и наслаждаясь запахом любимого больше, чем запахом утра после небольшого дождя.
— У тебя руки затряслись, оттого что тебе так смешно или оттого что… — но Том не дал мужчине договорить, вталкивая его в дом и зажимая у стены в коридоре. Ладони Холланда оказались на крепких ягодицах Дауни, с силой сжимая их; он едва приподнял его, припирая своим телом к стене, отчего мужчина закинул одну ногу на бедро Тома.
— Оттого что не могу перестать думать о твоей наполненной заднице, но отнюдь не песком, — прошептал Холланд, целуя шею Роберта, но отскочил от него как ошпаренный, услышав приступ кашля своего отца.
Доминик стоял как громом поражённый, ведь только что видел этих двоих в окно, они просто шли и смеялись, а в следующую секунду они ворвались в дом и вот его сын, чуть не овладел Робертом Дауни младшим прямо у стены. У мужчины, конечно, были стальные нервы, наверно, только благодаря им он не упал в обморок или не сорвался на истеричный вопль.
— Отец?! — поражённо ахнул Том, глядя на него такими глазами, какими Питер смотрел на Нэда, когда тот узнал, что Паркер — Человек-Паук. Лицо Тома стремительно краснело, а вот Роберт, наоборот, бледнел, почти сливаясь со стеной.
— Мистер Холланд, мы сейчас всё объясним… — начал было Дауни, потому что Холланды продолжали в ужасе пялиться друг на друга.
— Мистер Дауни, поверьте, я просто не в состоянии сейчас слушать объяснения от вас. Вы бы не могли оставить меня и Тома одних от греха подальше? — спросил Доминик, сжимая и разжимая кулаки; скорее всего, он бы уже кинулся на Роберта, если бы он и Том ввалились в дом в других позициях и это Дауни бы жамкал его сына у стены, а не наоборот.
— Папа, я не знаю, что ты сейчас чувствуешь, что я буду тебе говорить и что ты хочешь от меня услышать. Возможно, Роберту действительно стоит сейчас уйти, но пока он этого не сделал, я хочу сказать это прямо сейчас. Я люблю его, и это не блажь подростка, каковым ты меня считаешь. Это чувство взрослого человека, который отдаёт себе во всём отчёт, — протараторил Том, схватив Дауни за руку, а Доминик издал какой-то жалобный скулёж. Потому что никогда не думал, что, имея четырёх сыновей, он когда-нибудь услышит: «Папа, я люблю его, и я сбегу из дома, если ты будешь против». Сын, конечно, не использовал такие слова, но смысл был примерно таков.
— Я тоже люблю вашего сына…
— Роберт, у вас же у самого сын, который даже старше Тома! — всплеснул руками Доминик, уже начиная жалеть, что когда-то отвёл Тома в кино на первый фильм о Железном Человеке.
— Да, но, кажется, даже это не поможет мне вас понять, потому что мы слишком разные.
— О, хотите сказать, что я старый консерватор, а вы — человек широких взглядов, который принял бы от своего сына всё, и что я плохой отец?! — Доминик всё больше срывался, и они продолжали стоять в растерянности в коридоре.
— Нет, я считаю, что вы — самый лучший отец, которого я бы пожелал себе, своему сыну, да и вообще всем, — Дауни был искренен, потому что действительно восхищался семьёй Тома и был счастлив, что у его парня такие прекрасные родители, которые смогли дать своим детям всё: не только обеспечили, но и дарили любовь и внимание в той мере, в какой её заслуживает каждый ребёнок. Роберт не мог похвастаться счастливым детством, так же как и не мог похвастаться, что стал образцовым отцом для Индио. Необходимая родительская мудрость пришла к нему только с рождением младших детей.
— Прошу вас, уйдите, я не могу сейчас никак воспринимать ваши слова. Просто не могу начать верить мужчине из Голливуда, про которого я столько слышал и… — Доминик резко замолчал и просто отвернулся от пары влюблённых, хватаясь за голову.
— То, что вы слышали, Доминик, почти всё неправда и домыслы. Да, я был наркоманом, да, я отсидел срок в тюрьме и изменился, — когда Роберт сказал об этом, он так посмотрел на Тома, что тот в порыве обнял его, чтобы Дауни даже думать не смел, что якобы его не заслуживает.
— Плевать мне на то, что вы были наркоманом и мотали срок, это всё ваши прошлые грехи. Сейчас вы грешите похуже: у вас жена и дети, а вы закрутили роман с мальчиком, который фанател от вас с двенадцати лет. Вы поиграете и развлечётесь, а он…
— Папа, Роберт и Сьюзан уже пять лет не в отношениях. Для общественности они вместе, чтобы никто к ним не лез, чтобы их дети росли в спокойной обстановке, — вмешался Том.
— Это он тебе так сказал? — фыркнул отец и снова повернулся к ним лицом, подумав, что лучше бы этого не делал, потому что его сын так обнимал Роберта, словно если отпустит, то потеряет смысл жизни. Что же, в любовь Тома Доминик поверил с первого взгляда, а вот Дауни он поверить не мог, потому что не знал его.
— Он сказал, а Сьюзан подтвердила. Она звонила после той статьи в газете и спрашивала, не нужно ли нам прикрытие, — возразил Том. Конечно, лично со Сьюзан он ещё не разговаривал, но пазл в его голове был моментально сложен, ведь женщина всегда так странно на него смотрела, с какой-то добротой и участием, словно понимала что-то, чего не понимал он сам.
— Чёрт возьми, вы хоть понимаете, как всё это абсурдно выглядит и звучит. Я бы не поверил в подобное, даже если бы увидел такое в кино, — Доминик уже говорил спокойнее, потому что шок стал постепенно сходить на нет.
— А жизнь, она выдает виражи покруче, чем те, что показывают нам в кино, — тихо усмехнулся Роберт, уверенный, что мужчина просто преувеличивал, ведь в жизни каждого случалось нечто такое, чего никому не расскажешь лишь по одной простой причине — никто не поверит.
— Отец, давай просто спокойно всё обсудим, например, сегодня за ужином и…
— Том, — Дауни перебил своего парня. — Поговорите сейчас, а я пойду, поверь, так будет лучше, — он осторожно сжал его руку, а после обратился к Доминику. — Простите, что вы узнали об этом вот так. Я действительно сожалею лишь об этом, а не о том, что вы узнали. Мы планировали всё преподнести адекватно, но не получилось. Надеюсь, увидимся вечером, — сказал Роберт, а потом осторожно поцеловал Тома в висок и одними губами прошептал: — Я люблю тебя.
— Я люблю тебя тоже, — ответил Холланд, глядя на мужчину перед собой так, словно на нём свет клином сошёлся; стоит заметить, что Дауни смотрел на Тома так же. И от Холланда старшего это не ускользнуло.
***
— Внимание, всех просим пройти на съёмочную площадку, — вдруг объявила одна из ассистенток режиссёра, открыв дверь в зал для посещения заключённых.
Именно голос девушки заставил вынырнуть Доминика из своих воспоминаний, и он снова посмотрел на сына и Роберта. Он видел, как те снова одними лишь губами признались друг другу в любви, они говорили это очень часто, что мужчина невольно почувствовал укол совести, потому что ему показалось, что он столь важных слов не так много говорит своей супруге.