— Коб!
— Что, Алиса?
— А что это за палка?.. Там, у кровати…
Проклятье! Это же надо быть таким идиотом: на какие только ухищрения не пускался, пытаясь скрыть от Алисы свою травму, а потом сам привел ее к неопровержимой улике. Чертова палка!
К счастью, прописанные врачом лекарства он держал в шкафу.
— Какая палка? Ах эта… Да так, на всякий случай… У меня небольшая… царапина после последнего родео. Ничего серьезного.
— Никогда не видела ковбоя, который из-за царапины ходил бы с палкой. — Она сморщила нос.
— А ковбоев, которых уносят на носилках, ты видела?..
Она надула губы. Обиделась, подумал Коб. Не надо давать ей времени для следующего вопроса, решил он и перешел в наступление.
— Но, Алиса, ведь мы здесь не для того, чтобы обсуждать мое здоровье. У нас есть темы поважнее.
— Итак, теперь тебе известно, что наш брак расторгнут не был. — Она избегала смотреть ему в глаза. — Впрочем я и не делала из этого тайны. Просто тебе надо было прочесть хотя бы одно мое письмо. Или по крайней мере позвонить.
Стало быть, он один во всем виноват. Коб тяжело шагнул к постели. Надо сесть. Надо отделить физическую боль от эмоциональных мук и уменьшить ту, которую возможно контролировать. Едва он коснулся упругого матраса, бедро как будто отпустило. Коб с облегчением вздохнул.
— Почему, Коб? — Она повернулась к нему в профиль. — Почему ты не читал мои письма?
Нахмурившись, он задумчиво провел рукой по подбородку и шее. Нащупал знакомую бороздку шрама.
— Скажи правду. — Она повернулась к нему лицом. — Только на этот раз действительно правду. Ты же знаешь, я могу ее принять.
— Итак, ты хочешь услышать правду… — выдавил он наконец. — А правда в том, что я не открывал твои письма, потому что боялся.
— Боялся? Ты?
Он отвел глаза. Медленно снял шляпу и положил на столик рядом с кроватью.
— Ради Бога, чего ты боялся? — Она прокашлялась и поправила воротничок своей черной рубашки. — Получить официальное свидетельство о расторжении брака?
— Нет, я считал бракоразводный процесс уже законченным. — Он подался вперед, судорожно сцепив пальцы.
— Чего же ты тогда боялся?
БОЯЛСЯ… Всякий раз, как она бросала в него это слово, Коб вздрагивал. В памяти всплывал один эпизод из недолгой совместной жизни.
— Алиса, ты помнишь наш последний разговор по телефону? — спросил он сдавленным голосом.
Она вздрогнула от нахлынувших воспоминаний.
— Ты имеешь в виду спор?
— Это был не спор.
— Не… понимаю… — качнула она головой.
Он сел поглубже и вытянул ногу. Кровать заскрипела.
— Что всегда говорил Йип, когда речь заходила о твоем замужестве?
— Люби кого угодно, только не ковбоя? — Она хотя и нахмурилась, но ответила на странный вопрос. Он кивнул, подбадривая. — Выходи замуж за любого, но не за участника родео…
— И Коб Гудэкр подпадает под оба пункта этой заповеди.
— О тебе папа никогда не говорил.
— Ты же знаешь, он бы обязательно сказал, если бы заподозрил, что мы собираемся тайком пожениться. Да, твой отец прекрасно понимал…
— Что он понимал?
— Понимал. Да и я тоже… чувствовал… Сердцем чувствовал. Все время. И наш… спор, Алиса, показал мне, что ты тоже начинаешь понимать, что мужчина вроде меня, и я в особенности, не подходит такой женщине, как ты.
— Коб, это неправда. — Она неуверенно шагнула к нему.
— Это правда. Отрицая ее, ты лишь осложняешь ситуацию. Особенно сейчас, когда я знаю, что мы еще… — его голос дрогнул, — состоим в законном…
— …браке, — машинально закончила она.
— Да, в браке.
В каком-то забытьи она подошла и положила свою левую руку ему на плечо. Коб скосил глаза: кольца на безымянном пальце не было. Он отвел взгляд.
— Поэтому, Коб, ты не читал мои письма? Боялся, что в них будут те же самые несправедливые упреки, как и в том давнишнем споре?
— Они до сих пор не дают мне покоя, словно осколки снаряда, застрявшие в теле. А тут еще твои письма! Письма, в которых написано то, что и так терзает меня каждую ночь…
— А тебе не приходило в голову, что в письмах извинение за злые слова? Что они — попытка примирения?
— Ты хочешь сказать, попытка оттянуть неизбежное?
Она покачала головой.
— Неужели ты не понимаешь, Алиса? Я отправлял письма назад, потому что они принесут еще больше боли, усилят печаль, сделают острее чувство потери.