Хелдар
Большее Зло
Всё произошло мгновенно: моховой ковёр только-только принял девчонку в свои пружинистые зелёные объятья, а он уже каменной стеной вырос перед изготовившимся к нападению чудищем. Отполированная сталь непременно полыхнула бы ярким отблеском - однако густые перешёптывающиеся кроны будто разом сговорились не допускать под свою сень ни единого солнечного лучика. И потому лишь глухой свист рассекаемого воздуха сопровождал первый удар.
Лезвие настигло монстра уже в прыжке. Буквально разваленный на две части могучим взмахом, он неуклюже рухнул к ногам врага. Но радоваться было некогда.
Ведь накеры всегда атакуют стаями.
Стремительный полуоборот взметнул всклокоченные белые пряди - и очередной огр, истошно вереща, скатился в неглубокий волглый овражек. Остальные, оценив опасность, на рожон больше не лезли - рассыпавшись ворчащим и скрежещущим от злости веером, они прижимали противника к краю яра, не оставляя ему пространства для манёвра.
Он скакнул к одному, другому - без толку. Краем ока заметил опомнившуюся девочку, которая, прихрамывая, стремглав неслась вглубь леса, в противоположную от поля битвы сторону.
Дура наивная.
От души выругавшись, боец поудобнее перехватил рукоять. Кинул взгляд на безобразные лысые макушки. На ровные ряды острых клыков. На вытянутые кривые когти. Сплюнул.
И швырнул оружие, единственную защиту, вперёд, вложив в бросок всю свою недюжинную силу.
Он не рассчитывал попасть - мелкие и подвижные, накеры не годились в качестве мишеней для подобных фокусов. Но когда отвлёкшийся карлик с победоносным пронзительным воплем отпрыгнул влево, избегая смертельного соприкосновения, на его черепушку уже опускалось острие большого охотничьего ножа.
Не одних лишь накеров - хвала Мелитэле! - небеса наделили скоростью и ловкостью.
Удачливый рубака развернулся - достаточно быстро, чтобы успеть вогнать клинок под подбородок чересчур ретивого выродка, чтобы локтем садануть по морде ещё одной твари...
Для него осталось загадкой, в какой именно момент земля предательски ушла из-под сапог, почему закрутившийся волчком мир вдруг встал вверх тормашками, кто ухватил его за волосы и запрокинул припорошенную сединой голову. И когда на его лихорадочно вздымающейся груди очутился вонючий, перемазанный грязью туннелей недобиток, жадно тянущий лапы к обнажённой, натянутой тетивой коже шеи.
Он закрыл глаза. Не хотел видеть, что будет, когда накер доберётся-таки до его глотки. Но даже перед внутренним взором, вытеснив смешанные обрывки мыслей и молитв, маячили лишь саблевидные, почерневшие от беспрерывного рытья кошмарные ногти-переростки.
Паскудно проживать последнюю отведённую тебе судьбой секунду с таким страхом в сердце.
Когти вспороли ему горло раз. Другой. Третий. Воображаемые когти. А настоящие, отгороженные от жертвы непроницаемым занавесом век, всё медлили.
А потом он ощутил, как тяжесть с груди съезжает куда-то вбок, а после - и вовсе исчезает.
Где-то в вышине, среди откликающихся на забавы ветра шелестящим шуршанием ветвей, задорно щебетала одинокая птичка.
По-прежнему не открывая глаз, словно боясь спугнуть, развеять чудесное волшебство, воин осторожно сел. Немного помедлив, всё так же неспешно, как во сне, позволил себе подняться.
Никто не визжал и не рычал. И никто не торопился вновь повалить и растерзать человека, столь неразумно углубившегося в дремучую чащу.
Ему необязательно было размыкать веки, чтобы убедиться в том, что вокруг более никого нет. Будто всемогущая чародейка из давно позабытых сказок, пролетая мимо, сжалилась над злополучным странником и одним тайным словом обратила его недругов в пыль, лениво кружившую в крохотном, пробившем себе дорогу пятнышке света.
Впрочем, веру в такого рода чудеса здорово подтачивали три виднеющиеся рядом наспех выкопанные норы. И обычаи чародеек, которые без увесистого кошеля и пальцем не пошевелят.
Птичка не унималась.
Он даже не пытался найти объяснение происходящему. Не его это была работа - думать. И не за это ему платили. Но беззвучно, одними губами, избавленный от страшной гибели счастливец вознёс скупую благодарность всеблагим богам.
Обагрённое кровью покромсанных накеров, подобранное оружие покойно устроилось на широком плече. Упущенный нож, к сожалению, так и не нашёлся.
Дряхлеющие буки неодобрительно скрипели, смыкали ряды, путая и мороча незваного гостя, однако сфагнум, примятый миниатюрными детскими стопами, привычными к замковым залам, но не к древесной глуши, возвещал о местоположении беглянки явственнее всяких ауканий. Спустя пять минут движения по следу под сапогами неприятно захлюпало.