— Ложи назад! Ложи, говорю, назад, паразит!
Раздался слабый вскрик Дединова.
Потом снова с угрозой прозвучал голос Васильева:
— Так и знай! За каждый кусок голову расшибу!
Первой мыслью Мелихова было вернуться и сделать Васильеву внушение, потом он махнул рукой и двинулся дальше:
«Драка в коммуне — это плохо, — думал Мелихов. — Но если коммунар дерется, отстаивая имущество коммуны, и предотвращает воровство, так это, пожалуй, уже не так плохо».
Отпуск
Осминкин в десятый раз перечитывал свою фамилию, вписанную чернилами в печатные слова увольнительного бланка. «Куда? — спрашивал он себя. — К родителям?» Он представил себе, как мать всплеснет руками, заплачет. Все же решил ехать домой — пускай порадуется.
Родителей Осминкин не видал уже около года, а не жил у них давно.
Отец его — серебренник, профессия — не ахти какая доходная и очень грязная. Домой возвращался прокопченный, денег приносил мало: пил. Мать зарабатывала сама: стирала, мыла, стряпала у людей. Дома хозяйничала сестра.
Ушел Осминкин от родных, когда познакомился с Морозовым. Произошло это так.
Осминкин бегал в школу. Учился он в первом классе. Учился хорошо. Учительница так прямо и говорила матери:
— Отличный мальчик, примерного поведения и лучший ученик в классе.
Витька перешел во второй класс. Мать пообещала сшить к осени новую рубашку.
— В школу пойдешь — нарядишься!
Летом Витя повадился ходить к Крестовской заставе. По словам матери там жили самые отпетые золоторотцы. И действительно, ребята оказались на редкость шустрые. Они отчаянно резались на пустыре в «три листика», в «буру», в «двадцать одно». Витька пристроился к самым маленьким; сначала глядел, потом рискнул на пятачок и выиграл. Ему повезло, он теперь мог пойти в кино, купить мороженого.
В кино ребята бегали всей оравой, норовя проскользнуть бесплатно мимо зазевавшейся контролерши.
В это же лето Виктор пристрастился к футболу. Играли, правда, тряпичным мячом, но старательно и с азартом.
Домой он приходил со сбитыми ногами. Мать укоризненно качала головой:
— Смотри, не вздумай играть в башмаках!
— В каких? — удивился Виктор.
— А вот которые я тебе куплю. Только для школы и покупаю, а так — на вас разве наготовишься!
Осенью она сама повела Виктора в школу. На нем были новые башмаки и рубашка. Всю дорогу мать заботливо предостерегала:
— Смотри, не разорви!
Однажды Виктор в школу не пошел, не пошел и на следующий день.
Уже похолодало. На пустыре встречаться стало холодно, сыро — ни сесть, ни поиграть. Витька наладил ходить к новому приятелю Васе Морозову. Морозовых было четыре брата. Старший был выслан из Москвы; второй, Константин, занимался воровством и помаленьку приучал к этому Васюка, а самый младший из братьев чурался их, обходил. Любил, говорят, музыку и ездил куда-то в центр учиться.
Мать Морозовых — вдова (ее покойный муж содержал трактир) — боялась при сыновьях сказать лишнее слово. Сейчас же кто-нибудь из них на нее прикрикнет, попрекнет:
— Но-но, поговори! Тебе батька на детей деньги оставил! Куда деньги дела?
А деньги у вдовы одолжил ее родной брат, да так и не возвратил: мол, разорила революция.
Старуха боялась сыновей, боялась милиции. У нее всегда дрожали руки, и когда она нюхала табак, то просыпала его на засаленную бордовую кофту.
Дружбу Виктора и Василия одобрял Константин:
— Это хорошо, что корешками становитесь. У меня вот есть такой дружок, да его сослали, никак не могу узнать — куда. Да все равно узнаю. Человек не иголка — не потеряется.
Домой Виктор возвращался неохотно. Временами он даже жалел, что у него есть отец, мать, сестра. Он завидовал Константину и Василию. Не раз хотелось войти в дом с насупленными бровями, сказать матери что-нибудь обидное и дерзкое, как покрикивали на свою старуху Морозовы: «Заткни плевательницу!» или «Не суйся, куда не спрашивают!» Но всякий раз мать встречала его заботливыми расспросами о школе, совала кусок хлеба, иногда конфетку, и Виктор смягчался, ослабевал.
Он пил морковный чай и вдохновенно врал что-то про школу, про то, как его опять хвалила учительница. Придумывать каждый день новое надоедало, и он все чаще стал повторять одно и то же.
Мать покорно качала головой, потом переспрашивала:
— А ведь это она тебе еще на прошлой неделе говорила.
— Она любит одно и то же повторять! — вывертывался Витька без всякого смущения.
— Да и то сказать, вас много, а она одна, — успокаивалась мать. — Где на всех новое-то придумаешь. Трудная у нее должность. Ты учительницу люби!
— Я ее люблю, — говорил Виктор, правдиво глядя матери в глаза.
Открылось все это само собой.
Мать встретила учительницу на улице. Поклонилась. Учительница узнала мать Виктора:
— Жаль мне вашего мальчика. Он такой способный. Не надо было его в мастерскую отдавать.
— В какую мастерскую?! А разве он к вам в школу не ходит? — испугалась мать. — Где ж он, разбойник, пропадает? — закричала она в голос.
Вечером обо всем узнал отец. Он бил Виктора и допрашивал;
— На кого ты нас поменял? На кого?
Витька молчал, рукавом вытирал слезы.
— Отступись ты от него. Убить так можно, — упрашивала плачущая мать.
— И убью, — пообещал отец, больно ударив сына по голове.
На другой день Виктора из дома не выпускали. Мать ходила в школу. Учительница обещала принять Виктора среди учебного года. Вечером Витьку опять бил отец:
— Не будешь учиться — шкуру сдеру! Однако ученье так и не наладилось.
Весной Виктор переселился к Морозовым совсем. По старой привычке он еще заходил домой, но мать постоянно встречала его слезами и причитаниями, и Виктор, недовольный, уходил. До ворот его всегда провожала сестра и, нетерпеливо оглядываясь, жадными глазами следила за витькиными руками: она ждала, даст он денег или нет.
— Матери передай, — неизменно говорил Витька, сунув бумажки в руку сестре.
— Она не возьмет, — привычно отвечала сестра и торопливо убегала во двор — боялась, что Витька передумает, отберет обратно.
В критические минуты Морозов советовал Витьке:
— Иди ночевать к своим. Как бы не пришли по нашу душу.
Виктор покорно плелся к знакомому переулку, но медлил заходить в дом. Он несколько раз проходил взад и вперед по длинной Мещанской и, дотянув допоздна, тихонько стучал в дверь.
Отец, если был дома, сурово выговаривал матери:
— Чего ты гоношишься? Опять подлецу постель стелешь? Гони его, откуда пришел.
Виктор, сидя на кухне, смотрел веселыми глазами, будто отец ругал не его, а кого-то еще.
Иногда он приносил домой продукты. Мать отмахивалась:
— Полно, Витя, зачем нам?
Но велик был соблазн, и продукты она оставляла. Виктор стал уже совсем взрослым. Даже мать начала пугаться дерзкого взгляда сына.
— На кого ты злобишься? — спросила она его раз.
— Я? — удивился Виктор. — Да чего ж мне злобиться? Я сам себе хозяин. Вот с весны буду в футбол играть.
— Чего? — переспросила мать.
— В футбол буду играть. Понимаешь? Мяч гонять буду.
— Полно, ведь ты скоро жених. Тебе мяч гонять не пристало. Ремеслу бы лучше какому выучился…
Но гонять мяч Виктору не пришлось. Его вместе с Морозовыми арестовали вовремя кражи. В милиции, куда их привели, начальник сразу признал Морозовых:
— Вы опять тут?
И, повернувшись к Витьке, удивился:
— А ты, красавец, за что попал?