Милиционер повел Вагонетку, по его словам, в участок.
Но за первым же углом и он, и арестованный залились смехом и поспешили к Граудину.
Фокусы конспирации
Члены организации «Батальона всех за всех» возбужденно готовились. С часу на час они теперь должны были ждать призыва для отправки в дальний путь.
И скоро этот призыв последовал.
Пионерский оратор, широкоскулый с маленькими глазками вожатый Егор Чекарев уже объявил своей матери, уборщице кооперативного магазина, о том, будто он намерен мобилизоваться добровольцем во флот на подводную лодку и, напугав ее обещанием утопиться, если она будет отговаривать его, довел своими аргументами до того, что огорошенная женщина не только боялась после этого пикнуть сыну о его безумной затее чтобы то ни было, но дала себе зарок не говорить об этом также никому другому.
Мать приняла за чистую монету выдумку о флоте.
Рано утром, после того как Ерка убил ее своим сообщением, она собралась в магазин, вытирая слезы и спеша спрятать глаза от дома на службе. Шла она, не евши, а Ерке оставляла на полочке последний кусок хлеба, как будто намереваясь тронуть сына самопожертвованием.
Ерка, заметив это намерение матери, вскочил с сундука, на котором еще ежился после первых просонок, и истерически попробовал прикрикнуть:
— Еще новости, — чтобы не евши работать! Я лучше сдохну, а не буду все одно есть хлеб, увидишь! Если ты не ешь, то и я не буду… Я не лучше тебя. Возьми половину хлеба себе. Подкидывальщица!
Но «подкидывальщица»-горемыка, видевшая когда-то лучшую жизнь, отчаялась в человеческой доле для себя и не хотела, чтобы мальчуган остался до следующего дня голодным. Напустив на себя грубость, она осадила малыша.
— Не выкомаривай на прощанье еще! Довольно что одним порадовал мать. Мучитель!
Ерка осекся, почувствовав, как у него защемило что то на душе, когда он увидел у матери слезы, и сел на сундук.
Мать еще раз взглянула на него, буркнула что-то о помощнике-сыночке и вышла.
Ерка посидел немного. Когда он почувствовал, что хочет есть, он взглянул на остаток лежавшей на полочке булки, но только досадливо хлопнул глазами, свирепо начал одеваться, а затем схватился за книжку, предварительно заперев дверь, за которой начинался шум являвшихся к печке для стряпни женщин.
Каморка выходила в кухню. Половина женского населения всего дома в течение дня толкалась возле Еркиной двери.
О, как не любил это обывательское соседство пионер!
Только что успокоился и сосредоточился на занятии Ерка, как в кухню вошел встреченный ироническими взглядами какой то салопницы с яичницей и советской дамы с шипевшей в кастрюле бараниной, пожилой житель чердака, заштатный захудалый музыкант, являвшийся полупокровителем Еркиной матери.
Ерка, сталкиваясь с этим типом, догадывался о зависимости его матери от чердачного квартиранта и кажется только ждал случая, чтобы публично излить против него свою ненависть.
А нищеватый, но привязчивый музыкант, чувствуя что от беспокойного пионера ему может влететь, старался не попадаться Ерке на глаза, если не вынуждала к этому необходимость.
Но разве знаешь, где упадешь?
Музыкант, рассчитывая спозаранок застать Еркину мать, стукнул тихонько в дверь, откуда слышалось какое-то бормотанье.
Бормотанье стихло.
Музыкант еще раз стукнул.
— Кто?! — рявкнул вопросительно Ерка, высовывая голову.
— Ма…ма дома? — пролепетал испуганно музыкант.
— Кобель! — вышел из себя Ерка. Маму ему надо. Нету! — хлопнул он дверью.
Музыкант отпрыгнул, испуганно схватившись за нос и пробуя его целость, но, услышав, как прыснули от смеха стряпавшие возле печки женщины, юркнул с кухни.
Ерка раздраженно уставился в книжку, по которой доучивал заданный Партаб-Сингом урок языка индустани. От злости его потянуло к булке. Но, скрипнув зубами, он отвернулся от нее и снова принялся за зубрежку.
Но только что успокоился он и прозубрил несколько диалогов, как в кухне снова, раздался шум и возле его дверей заговорило несколько человек.
В дверь забарабанили.
— Кто?! — взбеленился Ерка, подскакивая к двери.
Перед порогом оказалось около десятка комсомольцев и пионеров.
Сразу Ерка успокоился и отступил от двери, давая дорогу ребятам, которые ввалились в комнату и загородили порог.
— Едем? — догадался и спросил торопливо Ерка, засовывая в карман книжку и волнуясь.
— Едем! — ответил Горячев.
— А еще кто едет?