В этот день Таскаев с отрядом перешел границы страны.
Убийство возле храма
Старшая из посетивших Пройду индианок танцовщица Дадабай хорошо знала Бенарес. Она пересекла базарные улицы города, подошла почти к берегу почитаемой реки, где толпились, толкались и передвигались тысячи групп и кучек разноплеменных богомольцев Индии и мусульманских народностей, и приблизилась к зданию большого старинного храма Шивы. По пятам за нею следовал китаец Сан-Ху, который должен был делать вид, что он ничем не связан с девушкой.
Танцовщице уже оставалось сделать сотню шагов и миновать один переулок, чтобы очутиться на площади перед храмом, когда она вдруг увидела на углу переулка двух молодых людей.
Присутствие этих туземных юношей, выжидательно следивших за входом в храм, заинтересовало ее настолько, что она сразу изменила направление, обернулась к Сан-Ху, и когда имевший вид торговца китаец приблизился, догадываясь, что девушка имеет к нему сообщение, она шепнула ему:
— Брат Сан-Ху! Этот тамил — брат Кукумини, к которой мы идем. Но он должен быть в Сайгоне, где восстание. Он стоит здесь не даром. Приметьте, что он будет делать, а потом ищите меня в храме.
Сан-Ху, не останавливаясь, кивнул головой и, подойдя к храму, присел у его ступеней, как будто бы любуясь рекой, а в самом деле, наблюдая за вышедшим тем временем с переулка беспокойным гоанийцем-христианином. В обществе берегового босяка-авара он направился в храм и сделал рукой знак людям, стоявшим на углу.
Между тем, Дадабай, сторонясь прохожих и встречных, обошла фасад храма, завернула за угол и очутилась возле одной из наружных боковых колоннад храма, за которой немедленно и скрылась.
Оглянувшись из за колоны, не следит ли кто-нибудь за нею, она затем пробежала взглядом ряд глубоких ниш в стене, являвшихся украшением основания храма, и в одну из них вошла.
Здесь она еще раз обернулась на улицу и, разыскав одновременно взглядом в нише комочек глины, как грязь приставшей к плитам храма, сцарапнула ее поднятым для этого с земли камнем. Под глиною оказалось замаскированная дыра в стену и в ней шнур с пуговицей солдатского мундира.
Дадабай потянула его к себе раз и еще два раза и стала ждать.
Около минуты прошло без ответа.
Танцовщица не заметила, как в невидимую амбразурку ниши кто-то взглянул на нее, как воскликнув, этот кто-то быстро повернул большой рычаг в потайном коридоре фундамента. Большая каменная плита ниши зашуршала и втянулась в коридор, открыв квадратное окно в храм.
Дадабай нырнула в него. Плита шурхнула обратно. Танцовщица в узком темном коридоре столкнулась лицом к лицу с молодой стройной женщиной, одежды которой выдавали в ней девадаши, безотлучно находящуюся при храме.
— Сестра Кукумини! — воскликнула Дадабай.
— Сестра Дадабай!
Молодые женщины поцеловались и несколько секунд взволнованно держали друг друга в объятиях.
Затем Дадабай, увидев, что ее подруга нерешительно остановилась, раздумывая, что ей делать, вопросительно посмотрела на девадаши.
— Я вторглась не во время, сестра Кукумини?
Женщина взяла за руку подругу и нерешительно посмотрела на нее.
— У меня скрываются брат и его друг, которые ушли два часа назад и скоро должны возвратиться, не будешь ли ты бояться встретиться с ними у меня?
— А почему они скрываются?
— Они возвратились из Сайгона, где было восстание. Теперь там торжествуют опять франки, правительства саибов ведут следствие. Брата и других начальников обманул компрадор Санджиб Гупта, который составил с ними заговор и послал их туда. Брат говорит, что богач Гупта подкуплен англичанами и получил от них много денег. Повстанцев же предал, и их схватывают…
— Я видела сейчас твоего брата Бихари Бай недалеко от храма с его другом, — сказала Дадабай задумчиво. Они чего то ждут…
— Я боюсь, что с ними что-нибудь случится! — воскликнула Кукумини. — Они написали письмо Санджибу Гупта. Брат мой — беспутная голова! Он хочет во что бы то ни стало от компрадора-богача получить деньги и поделить их с товарищами. Он должно быть назначил агентам компрадора свидание в храме…