Наконец, он поднял глаза.
— Нет, Эча Биби ничего не сказала… Говорите, сестры нач-герл, что еще велела передать мне Кукумини…
— Еще Кукумини велела передать брату всех сестер, что о союзе нач-герл саибы из Икс-Ложи также знают. Много наших братьев в разных местах белые саибы уничтожили. Уже они знают, что у нач-герл есть сестра — пандити[7], которой русские большевики открыли знание дел королевских саибов и мудрейшую науку борьбы бесправных парий с угнетателями. Еще они не знают, какая девадаши, сутрадари или ронди осмелилась привлечь в заговор братьев угнетенных, сестер танцовщиц. Но Кукумини уже читает в книге судьбы, что скоро всесильные саибы подстерегут ее под навесом пагоды и тогда у нас не будет первой сестры матроны…
Девушки остановились и с сочувственным интересом вопросительно посмотрели на Пройду.
Пройда беспокойно опустил на руки голову. Он не мог сомневаться, что репрессии в Индии с развитием революционного движения будут все больше усиливаться. Но его друзьям расправа грозила так же как и другим коммунистам колоний. Почему же опасность против индусских друзей он чувствовал острее?
— Знаете ли вы того саиба, с которым приехала Эча Биби?
— Фамилии не знаем, но в лицо видели и дом его указать можем.
— Хорошо. Вы это сделаете… Что еще велела сказать Кукумини?
— Еще она велела спросить, что скажет брат всех сестер Градимир Бабу бедной девадаши Кукумини? Кукумини осталась теперь одна. Ее брат продался богачу Санджибу Гупте и поступил начальником дружины к нему и послал бунтовать против франков в Индо-Китай за море. Не осталось у Кукумини ни роду ни племени. Что скажет ей брат русский?
Пройда с минутным колебанием посмотрел на девушек. Затем вспомнив пароль активной группки индусских революционеров, которым он пользовался, находясь раньше на подпольной работе в Индии, спросил:
— Сколько времени нужно ехать от Бенареса до Москвы?
Одна из девушек поднялась и быстро ответила:
— Для судры-рабочего, могила Ленина в Москве, ближе, чем алтарь Шивы в Бенаресе.
— Верно, сестра, так говорят те, кто учится и у жизни и у смерти и не боятся ни жизни ни смерти. Я могу сказать вам, что мне нужно. Вам не нужно будет ничего говорить Кукумини, потому что я увижу ее сам. Я поеду сам и поедут мои друзья в Индию. Мы хотим присоединиться к борьбе индусов против их угнетателей. Я сказал. Как вы хотите возвратиться из нашей страны… С саибами, как приехали, или поедете тоже с нами?
— Мы приехали с саибами поневоле. Если ты скоро едешь, то разреши, брат, возвратиться с тобой и твоими товарищами.
— Хорошо. Поживите здесь несколько дней. Сегодня же ночью или утром вы укажете моим друзьям того саиба, которому предалась Эча Биби. А затем я вам скажу, когда и как собираться.
Пройда сказал, как индускам устроиться, чтобы оставить турецкую миссию, с которой девушки прибыли. Затем он обдумал полученные сообщения. И после этого он, хотя уже был поздний вечер, не пошел к постели, а сел возле телефона, вызвал к себе несколько ребят из организации и каждому из них надавал столько поручений, будто в течении одной ночи хотел от всей Икс-Ложи оставить одно воспоминание.
Зато утром, только что стал мутно светать восток, несколько фигур вышло из его квартиры. Это были главари пионеров: Стремяков, Вагонетка и Петряк. Их провожала младшая из двух индусок, танцовщица Первин.
В тайнике фашиста
Молодые люди вооруженные сумкой, в которой находился вновь изобретенный натурограф, отмычки, веревки и прочий инструмент из арсенала Таскаева, предводительствуемые девушкой индианкой вышли за угол одного из переулков района Кудринской площади и оказались возле домовладения № 13, во дворе которого стоял флигель-особняк из трех этажей.
— Здесь вверху живет саиб, которому предалась Эча-Биби, — вполголоса произнесла Первин на индустани Петряку.
— В каком окне, не знаете?
— Нет.
Ребята переглянулись.
— Сволочь, в центре Москвы хотят шпионить, — выругался Петряк.
— Теперь, просчитается! — возразил Стремяков.
— Надо бы действовать! — повел носом по воздуху Вагонетка.
— Да, — подтвердил Стремяков. — Товарищ Первин, — обратился он к девушке затем, — вы теперь можете идти домой, Петряк проводит вас.
— Я? — смутился Петряк, — ты иди! Ты лучше знаешь ее язык.
— А тебе разве для словоизлияний идти с ней, катай!