На третий день, напутствуемые селением, они с Ниду уселись на тонгу, отправляясь в город.
Дравид-переводчик долго смотрел им вслед, когда они выезжали, а после того, как коляска скрылась, он взял у райота мельника лошадь и куда-то также поскакал. Он ехал в штаб дружинников Санджиба в Бомбее.
Враг разоблачен
Приезд Кукумини совпал с началом всеобщего возбуждения в народе.
Это возбуждение вызвали два обстоятельства. Во-первых, стало известно, что в Амиратсаре организовавшимся советом рабочих и солдат арестован вице-король; во-вторых, несколько депутатов сделали национальному собранию заявление о том, что фашистская организация Санджиба подготовляет кровавую расправу над рабочими, вооружив свои банды, и произвела по городу расстановку пулеметов.
Тот час же не решавшееся до сих пор на революционные меры национальное собрание выделило специальную комиссию, которой поручило расследовать правильность заявления и, если оно подтвердится, объявить военное положение и применением диктаторских мер обеспечить оборону населения и защиту революционного порядка.
Кукумини нашла Бихари в конторе складов транспортно-страхового общества Санджиба, где ее брат устроился в качестве кладовщика и приемщика грузов.
Бихари был взвинчен от возбуждения. Чога распахнута, а за поясом кафтана маузер и бомба.
Профессионал-заговорщик собирался идти в национальное собрание, когда в контору вошла девушка.
— Кукумини диди! — воскликнул молодой человек, делая шаг от столика и приветственно падая перед девушкой на колени.
Кукумини подняла и обняла брата.
— Ты хочешь, сестра, отдохнуть, поесть или повидать кого-нибудь? Тогда пойдем, у меня квартира есть… Здесь я служу, а живу в другом месте.
— Ничего я не хочу, брат Бихари… Я приехала узнать о Пройде, русском большевике…
— А от кого ты хочешь это узнать?.. Наши все будут в национальном собрании…
— Пойдем в национальное собрание… Там что происходит сейчас?
— О, там сейчас взялись за ум, в конце концов, и решили действовать. Арабенда назначен в комиссию обороны. Вызвали Санджиба для допроса. Сделано секретное заявление, что морды установили в городе пулеметы. Партаб-Синг и Банким, отец Дадабай, будут давать показания. Партаб-Синг у Санджиба был телохранителем и все знает, а Банким по поручению комитета выслеживал под видом водовоза, как морды втаскивали ящики в дома и храмы, устанавливали их на чердаки. Дадабай привлекла отца на нашу сторону… Славный был у нее товарищ-бой, но убили его сегодня…
— Убили Вагонетку! Кто? — испуганно остановилась Кукумини.
— Морды наверно. Он вечером был на митинге, неизвестно куда ушел, а утром сегодня нашли на улице. Перед своим концом морды показывают себя.
— Кто у них здесь распоряжается всем?
— Неизвестно. Думали, что Санджиб, но Санджиб так перетрусил, когда сюда прибыло национальное собрание, что объявил пост и только в храм и показывался. А его дружинами кто-то собирается действовать. И вот начали…
Кукумини, молча, углубилась в собственные мысли. Она думала о судьбе Пройды, о том, какие события могут еще произойти, если морд немедленно не разгромят.
Бихари продолжал сестру информировать:
— Сейчас комиссия следствие снимет и морд разгромит, если не будут английские крейсера и не станут громить город из пушек. А если с кораблей начнут стрелять, то национальное собрание уедет в Амиратсар… Не знаю, что тогда будет. Но я с двумя товарищами поеду в Бенарес. Там командует мордами один авара[38] гоаниец с острова. Он напал на нас в храме, когда я скрывался с товарищами у тебя, и если бы не китай-большевик зарезал бы и меня… Я хочу с ним рассчитаться.
— А он какой? — вдруг спросила девушка, — большой, с бородой, злые глаза и лоб в морщинах?
— Да, христианин большой и злой, как бешенная собака. Где ты его видела?
Кукумини вспомнился главарь погромщиков, напавших на шлифовальщика и увлекавший банду к розыску ее убежища.
Она рассказала брату о том, что произошло в Бенаресе.
Бихари сжал кулаки и поднятой для клятвенного обещания самому себе рукой погрозил далекому врагу.
Молодые люди пришли в национальное собрание, к которому, как и они, спешили группы возбужденных тревожными слухами граждан.
Перед самым зданием суда они увидели толпу рабочих, массу разнообразного городского населения, слона Санджиба с башенкой на спине, несколько тонг, колясок и пару автомобилей.
Сходившая по лестнице Дадабай увидела Кукумини и с радостным восклицаньем бросилась к подруге.
— Кукумини-сестра, приехала! Идем скорей наверх, тут Первин и Петряк. Там увидишь Тарканатра из Москвы и Арабенду, начальника революционного ополчения. Скорей!
Действительно, Петряк и Первин явились из своих странствований по Индо-Китаю в Бомбей.
Но явились не только они.
Около часа назад сошел с парохода, повидался с Санджибом и явился в здание национального собрания Бурсон.
Он был с Пит Графом. Оба сподвижника немедленно уединились с четырьмя индусами, из которых два были реакционными депутатами национального собрания и два других — организаторами фашистских союзов.
Бурсон был мрачен. Путем опроса Санджиба он узнал, что дружины бездействовали, если не считать случайного убийства нескольких человек и в их числе подростка, относительно которого сообщница фашистов Эча Биби сообщила, что это русский бой, присланный большевиками для работы с их сумасшедшей техникой агитации картинами. Явившись в законодательное собрание для того, чтобы выяснить на кого из депутатов может опереться контрреволюция, он был огорошен сообщением о том, что только что уполномоченная специальная комиссия вызывает несколько человек на допрос для проверки заявления о подготовке фашистами пулеметных засад.
— На что же вы надеетесь больше? — рассвирепел фашистский главарь, когда ему поведал о положении дел правая рука Санджиба, владелец нескольких увеселительных заведений в городе, дравид с малабарского берега, вместе с Пит Графом руководивший теперь дружинами морд. — Вы не понимаете, что если вы сейчас же ничего не предпримете, то через полчаса объявят военное положение, перережут вас всех, как зайцев, и тогда делайте, что хотите. Чего вы ждете, что не устроили еще ни одной бани бунтовщикам?
У Бурсона было основание, чтобы свирепствовать. Матерый фашист, приехав в Бомбей, кроме всего прочего, узнал, что прошумевшее было около двух недель назад сенсационное сообщение о гибели парламентской комиссии, собиравшей материал о восстании в Индо-Китае, оказалось ложным.
Перед французским парламентом вдруг предстал считавшийся утонувшим с другими членами комиссии, но спасенный большевиками Дюваль и начал разоблачения.
Мало этого, коммунисты всех стран вдруг повсеместно стали демонстрировать картины самого восстания в Индо-Китае, картины набора и отправки индусов в Индо-Китай, производившиеся агентами английского правительства.
Создалась обстановка весьма реально предвещавшая начало новой войны.
Если бы Бурсон еще знал, что и другие тайны фашистов уже известны центру революционных сил пролетариата, он не усомнился бы в приближавшейся гибели фашизма и породившего его общественного строя.
Но с него было достаточно и того, что он уже знал. Нужно было какой бы то ни было ценой спасать положение, и он обратился к «мордам».
В один голос Пит Граф и его туземные сообщники попытались успокоить властного главаря заговора.
— Ничего большевики еще не сделали и не могут сделать. Крейсера в полсотне миль от берега, только ждут распоряжений правительства… Пусть попробует кто-нибудь самоуправствовать, и город будет разгромлен!
Бурсон с убийственным презрением оглядел своих собеседников.
— Крейсера? Вы знаете, что на сделанный по радио губернатором запрос с одного крейсера ответили, что комитет крейсера, арестовавший своих офицеров, считает преступлением выступить против населения?