"Тогда мы уходим!" — крикнул Мартов среди бурных рукоплесканий Троцкому. А Троцкий тут же огласил резолюцию, осуждающую уход со съезда делегатов — меньшевиков и эсеров как "бессильную и преступную попытку сорвать полномочное всероссийское представительство рабочих и солдатских масс в тот момент, когда авангард этих масс с оружием в руках защищает съезд и революцию от натиска контрреволюции". Резолюция, в которой говорилось о поддержке восстания против Временного правительства, заканчивалась следующими словами: "Уход соглашателей не ослабляет Советы, а усиливает их, так как очищает от контрреволюционных примесей рабочую и крестьянскую революцию. Заслушав заявления с.-р. и меньшевиков, Второй всероссийский съезд продолжает свою работу, задача которой предопределена волей трудящегося народа и его восстанием 24 и 25 октября. Долой соглашателей! Долой прислужников буржуазии! Да здравствует победоносное восстание солдат, рабочих и крестьян!"54
Ясно, что левым эсерам, левым меньшевикам и умеренным большевикам было так же трудно смириться с этим резким осуждением меньшевиков и эсеров и полностью поддержать вооруженное восстание в Петрограде, как большевикам-ленинцам принять резолюцию Мартова. В своем докладе на I съезде левых эсеров в ноябре, когда эти события были еще свежи в памяти, Камков попытался объяснить позицию левых эсеров в тот момент, когда разрыв между социалистами в России увеличился еще больше, когда, несмотря на усилия левых эсеров, ВРК был превращен в орган восстания и сверг Временное правительство, и когда умеренные социалисты осудили этот шаг и попытались противодействовать ему. Он отметил: "…Мы, как политические деятели, в момент, когда происходит громадное по своему историческому значению не только в судьбе русской революции, но и международной, мы меньше всего могли бы заниматься моральной характеристикой, учетом того, что происходило. Как люди, заинтересованные в защите революции, мы раньше всего должны были спросить, что делать сегодня, когда факт восстания осуществлен… нам было ясно, что для партии революции, партии революционного социализма в этой создавшейся фазе русской революции… наше место бытье революцией… Мы решили не только оставаться в Смольном, но и принять самое энергичное участие [в том, чтобы отстоять те завоевания, которые могут быть закреплены в данной стадии]… Мы должны все силы употребить, чтобы была создана новая власть, но чтобы она была признана если не всей революционной демократией, то хотя бы ее большинством. Мы думаем, что, несмотря на озлобление, которое внесло петроградское восстание… зная, что и в правой части есть масса честных революционеров, только неправильно понимающих русскую революцию, наша задача заключалась в том, чтобы не обострять отношение между самой демократией… Мы рассматривали и свою задачу, задачу левых с.-р., как задачу связать порванную цепь, объединявшую два фронта русской демократии… И мы были убеждены, что они [правая часть революционной демократии] примут с некоторым опозданием ту платформу, которая является не платформой фракции или партии, а платформой истории и примут участие в создании новой власти"55.
А на заседании II съезда Советов в ночь с 25 на 26 октября Камков, поднявшийся на трибуну вслед за Троцким, громогласно заявил: "Правые эсеры ушли со съезда, но мы, левые эсеры, остались!" Это заявление вызвало овацию. Но когда аплодисменты утихли, Камков тактично, но твердо выступил против линии Троцкого, указав, что предлагаемый Троцким шаг несвоевременен "ввиду того, что продолжаются контрреволюционные попытки". Он добавил, что реальная крестьянская сила не у большевиков, "а крестьянство — это пехота революции, без которой революция должна погибнуть"56. Исходя из этого, он подчеркнул, что левые силы не должны "изолировать себя от умеренных демократических сил, а необходимо искать соглашения с ними".