Сообщение о сенсационном заседании появилось в печати 14 июля, и в тот же день «Петроградская газета» поместила новые известия о местопребывании Ленина. «Следы Ленина найдены!» — гласил ее заголовок. «Окончательно установлено, где скрывается Ленин… Ленин бежал через Лисий Нос в Кронштадт»56. На следующий день «Живое слово» подтвердило, что проживающие на Лисьем Носу дачники видели 5 июля, как из большого автомобиля вышел человек в одежде матроса, похожий на Ленина, и сел на катер, якобы направлявшийся в Кронштадт. «Газета-копейка» в номере от 15 июля, ссылаясь на «безусловно достоверный источник», объявила, что «Ленин в настоящее время находится в Стокгольме». «Биржевые ведомости» в тот же день подтвердили со ссылкой на «полуофициальные источники», что Ленин действительно был в шведской столице, однако с помощью германского посланника и «небезызвестного Ганецкого-Фюрстенберга» уже якобы переправлен в Германию. Наконец, 8 августа «Живое слово» сообщило, что сведения о местопребывании Ленина в Германии были подброшены самими большевиками, чтобы сбить власти со следа. «На самом деле Ленин живет всего в нескольких часах езды от Петрограда, в Финляндии. Известен даже номер дома, в котором он живет. Но арестовать Ленина, говорят, будет не очень легко, так как он располагает сильной охраной, которая прекрасно вооружена».
Читая в шалаше в Разливе эти гадания прессы, Ленин нередко смеялся57. Однако в основном в июле и в начале августа чтение петроградских газет было, очевидно, малоприятным. Работница аппарата большевистской партии Мария Сулимова, у которой Ленин скрывался 6 июля, вспоминает, что, узнав от нее самые последние новости, Ленин, размышляя, проговорил: «Вас, товарищ Сулимова, возможно, арестуют, а меня могут и „подвесить“». Эта же мысль сквозит и в записке, оставленной им Каменеву: «Entre nous: если меня укокошат, я Вас прошу издать мою тетрадку: „Марксизм о государстве“»58.
Ценные свидетельства о душевном состоянии Ленина в тот период дают мемуары Шотмана и Зиновьева. Шотман вспоминает, что некоторое время Ленин преувеличивал масштабы и последствия реакции и пессимистически смотрел на ближайшие перспективы революции в России. Он считал, что бесполезно говорить дальше о созыве Учредительного собрания, ибо «победители» этого не сделают; партия должна сгруппировать оставшиеся силы и уйти в подполье «всерьез и надолго». Гнетущие сообщения, которые Шотман первоначально отправлял Ленину в Разлив, еще более укрепляли его в этом убеждении. Благоприятные новости стали поступать только через несколько недель59. Пессимистическое настроение Ленина в июльские дни подтверждает Зиновьев. В конце 20-х годов он писал, что Ленин предполагал наступление более долгого периода реакции и сама реакция ему виделась более глубокой, чем это оказалось.
«В это время газеты, в том числе и „социалистические“, были полны россказней про „мятеж“ 3–5 июля и главным образом про самого Ленина. Такое море лжи и клеветы не выливалось ни на одного человека в мире. О „шпионаже“ Ленина, об его связи с германским генеральным штабом, о полученных им деньгах и т. п. печаталось в прозе, в стихах, в рисунках и т. д.