8 — 10 августа Москва стала сценой широко разрекламированного совещания общественных деятелей, в котором участвовали несколько сотен специально приглашенных видных коммерсантов, промышленников, представителей сельского хозяйства, различных профессиональных групп, армии, либеральных и консервативных политических группировок. Своей главной задачей совещание ставило выработку взаимно приемлемых позиций по наиболее важным проблемам для представления более широкому Московскому государственному совещанию, которое должно было открыться 12 августа50. Среди делегатов находились богатые промышленники (Рябушинский, Третьяков, Коновалов и Вышнеградский), большая группа кадетов во главе с Милюковым, множество высших военных чинов, включая генералов Алексеева, Брусилова, Каледина и Юденича. 9 августа эти сановные лица прервали обсуждение серьезных политических проблем, чтобы одобрить приветственную телеграмму с выражением доверия Корнилову. В этом документе, отправленном Корнилову и обнародованном в тот же день, утверждалось, что всякие покушения на подрыв авторитета Корнилова в армии и России являются «преступными», что «вся мыслящая Россия» смотрит на него с надеждой и верой. «Да поможет Вам Бог, — говорилось в заключение в телеграмме, — в Вашем великом подвиге на воссоздание могучей армии и спасение России»51.
Пока вокруг Корнилова бушевали общественные страсти, Филоненко усердно перерабатывал предложения Корнилова от 3 августа, чтобы 10 августа представить их на рассмотрение кабинету. Не довольствуясь лишь переложением документа на дипломатический язык, он вставил некоторые обширные рекомендации относительно жесткого контроля над железными дорогами и промышленными предприятиями. Так, например, он вписал дополнительный абзац о переводе всех железных дорог на военное положение. Невыполнение железнодорожниками распоряжений наказывалось так же, как к отказ солдата на фронте подчиниться приказу, т. е., как правило, смертной казнью. Для осуществления этих мер предлагалось на всех главных железнодорожных станциях учредить военно-революционные Оды. В другом добавленном Филоненко абзаце предлагалось объявить на военном положении все заводы, работавшие на оборону, а также угольные копи (практически в данную категорию можно было включить почти все предприятия). На них следовало временно запретить всякие стачки, локауты, политические собрания и фактически организации любого рода. Рабочим и служащим определялись обязательные минимальные нормы выработки, при невыполнении которых виновные немедленно увольнялись и отправлялись на фронт. «Указанные мероприятия, — писал Филоненко в конце переработанного проекта, — должны быть проведены в жизнь немедленно с железной решимостью и последовательностью»52.
Савинков, полностью согласный с рекомендациями Филоненко, уговаривал Керенского поддержать их на заседании кабинета и даже подал прошение об отставке, когда премьер-министр стал возражать. Сперва Керенский отклонил прошение Савинкова, затем принял его, но в конце концов, отчасти вследствие давления со стороны Корнилова, уговорил Савинкова вернуться на прежний пост53. Керенский сам признавал, что он с радостью первым бы принялся за осуществление мер, разработанных Филоненко, чтобы остановить сползание промышленности и транспорта к полному хаосу. Необходимость столь радикальных мер уже широко обсуждалась в либеральных и консервативных кругах и даже среди членов кабинета. Однако ввиду той бури, которую вызвала со стороны левых более умеренная программа Корнилова от 3 августа, Керенский испытывал понятную тревогу по поводу возможного воздействия поправок Филоненко на лидеров Совета, не говоря уж о рабочих и солдатах. По-видимому, он полагал, что подобные меры приведут к решительному разрыву с Советом, к кровопролитным столкновениям с возглавляемыми большевиками массами (исход которых трудно было предвидеть), а в лучшем случае к созданию авторитарного правительства, полностью подчиненного военным. В отличие от многих бывших умеренных Керенский в какой-то момент остановился у рубежа столь радикального курса.
Предупрежденный членами своей свиты в Могилеве относительно замышляемого в Петрограде против него заговора, Корнилов попытался отказаться от поездки 10 августа в столицу. Это вполне устраивало Керенского, который, хотя и был не прочь использовать Корнилова для проведения репрессий на фронте, по понятным причинам опасался популярности генерала среди правых и его влияния на государственную политику. Савинков и Филоненко, напротив, были полны решимости употребить влияние Корнилова, чтобы вынудить Керенского принять переработанную программу. Поэтому они убедили верховного главнокомандующего не отменять поездку Корнилов, однако, был настороже и взял с собой в Петроград личную охрану из туркменских солдат, вооруженных пулеметами. Вскоре после того, как поезд Корнилова отправился из Могилева в столицу, в Ставку пришла телеграмма от Керенского, в которой верховному главнокомандующему сообщалось, что правительство его не вызывало, не настаивает на его приезде и ввиду сложившейся стратегической ситуации не может нести ответственность за пребывание его вдали от фронта54.