Проснулся он от звука знакомых голосов. Прислушался. Говорили Феня и Арон.
— Да где же он может быть? — недоумевал Фенин голос. Ведь уже шесть часов вечера.
«Ого. Вот это так ловко я заснул»! — Михеев посмотрел на солнце. Солнце уже было возле темных вершин дальних деревьев. «Ловко».
— Ничего, отыщется! — успокоительно прозвучал голос Арона.
— Здесь всюду шныряют наши. Куда ни пойди, на наших бородачей наткнешься.
— Опасно все же здесь, Арон, кругом трясины. Может нечаянно попасть в трясину и погибнет…
— Не погибнет. Не из таких он. — В голосе Арона Михеев услышал раздражение. «Надо подать голос», — решился уже Михеев. Но не подал. Ему стало казаться интересным послушать о себе. «Промолчать, а когда будут удаляться, то выбежать самому и закричать им вслед — «а вот и я»!
— Вы не устали, Феня? — спрашивал невидимый Арон.
— Устала… Мы уже полтора часа бродим.
— Тогда присядемте на несколько минут. Вот здесь. Откровенно говоря, мне с вами хотелось бы поговорить.
— Сядемте. О чем же вы со мной хотите говорить, Арон?
— О чем… — Голос Арона сорвался. — Да вот трудно начать.
— А вы говорите. Со мною можно…
«Вот, чорт возьми, влип в историю. И нужно было мне не подать своевременно голоса… Но теперь неудобно, помешаю. Лучше всего заткну уши». — Михеев подумал, но ушей не закрыл.
— Мне все время мешали поговорить с вами, Феня… И притом обстановка самая нерасполагающая…
— Арон, будьте мужественны — говорите…
— Видите, в чем дело, Феня… Это еще началось, когда мы ехали сюда из губернии… Дорогою… Усилилось, когда я вас не видал… Я страдал за вас… Боялся.
Небольшая пауза. Слышно было прерывистое дыхание Арона.
— Феня, вы видите…
Феня молчала.
— Я вас люблю… Кажется, больше. — Пауза. — Больше жизни… Вы мой идеал любимой женщины… и товарища в борьбе, Феня!.. Почему же вы отворачиваетесь. Я вам противен?.. Феничка!
В последнем слове Арона было так много печали, что Михеев невольно наморщил брови.
— Арон, я люблю другого… У меня есть муж…
«Как и со мною тогда» — подумал Михеев. «Бедняга Арон».
— Арон! Я тебя люблю, как близкого, как товарища по оружию… Но я горячо люблю своего мужа… Так люблю!
— Феня! Феня!.. — Феня молчала.
— Феня! Я протестую… Почему вы должны принадлежать только ему? Это такой эгоизм. Неужели у вас ко мне нет ни капельки чувства?!
— Все свое чувство я отдала мужу! — Голос у Фени был нежен и печален.
— Нет. Здесь условность. Традиция… Так было и так есть… «Но я другому отдана… И буду век ему верна». Ха! — У Арона был горький и ядовитый тон речи.
— Арон, оставьте. Ведь он мне дорог…
— Но, а если б он умер. Вы бы не полюбили другого…
— Не думаю… Не знаю… Так не полюбила бы… Другого нет такого…
— Нет, полюбили бы!
— Ну… Может быть… Но не могу же я любить двух сразу?
— Но почему же…
— Я не могу двоиться.
— Все воспитание… О! А я так люблю вас…
— Ну, хорошо, Арон. Успокойтесь… Вы что, хотите, чтобы я вам отдалась?.. Я не могу…
— Нет. Нет…
— Вы хотите, чтобы я была вашей наполовину…
— Нет. Я этого не перенес бы… Но я хотел бы, чтобы такой разговор не повторился у меня в жизни в другой раз. Вы поймите, Феня, я хочу, чтобы чувство было свободно… Чтобы не было таких разговоров… Чтобы было только чувство…
— Арон… Вы говорите не то, что думаете.
— Может быть… У меня горит голова… Мне так тяжело… больно…
— Идите ко мне, Арон… Положите голову. Вот так. Успокойтесь. Не плачьте… Мне тоже тяжело.
Михеев вернулся к себе в шалаш, когда уже солнце зашло. Он находился под впечатлением подслушанного разговора.
Из его шалаша через треугольное входное отверстие раскрывалась картина партизанской стоянки. Десятки маленьких и больших шалашей утопали в зелени. Повозки, телеги, дрожки, лошади, коровы, овцы, — все это в беспорядке размещалось на обширной травянистой поляне в центре леса. Горели маленькие костры. Над ними на трех палках висели чайники, солдатские котелки и большие чугунные котлы. Струйки светло–синего дыма поднимались над ними. Несколько ребятишек в одних рубашонках бегали взапуски. По поляне суетились люди. Ревели коровы, ржали лошади, слышались человеческие крики. «Целый цыганский табор» — решил Михеев, глядя на поляну. В отверстие шалаша появилась фигура Федора.