Человек 50 бородачей окружили Арона, Федора, Фролова и Михеева. Лица у них были сосредоточенные и пасмурные. Косили взгляды по сторонам под ноги.
— Ну, товарищи, и караулить не хотите? — проговорил Арон нарочито весело и громко.
— Надоело, — сказал один седой сухой мужик и сердито и отрывисто махнул рукою.
— Еще бы не надоело. Кому такая жизнь не надоест? Так что же, по домам идти, что ли, хотите?
— Знамо дело, — сказали сердито несколько голосов.
— Ну, что же… И ступайте с богом. Неволить не станем.
Среди бородачей пошел ропот недоумения. Они переглядывались.
Смотрели в улыбающееся лицо Арона и недоумевали. С минуту продолжался галдеж. Арон сделал вид, точно он разговаривает с Федором, но вот шум затих и из толпы стал говорить сухой старик.
— Всем можно, что ли?
— Да, кто захочет; только мало, я думаю, таких найдется, каждому помират–то не охота.
— Чего помирать. Может, нам по безграмотности да серости прощение будет…
— Ага! Дожидайся, — протянул Арон. — Мне уже докладывали из местечка, что прошлой ночью, вот так как вы, пришли беглые мужики к генералу, а он и слушать их не стал, а приказал просто повесить.
— А может нас послухает! — не унимался старик.
— Попробуй, — со смехом ответил Арон, потом добавил серьезно: — А те, которые эту белую сволочь хотят совсем прогнать из этих мест, пусть останутся. Бумагу я получил. Красная армия идет нам на подмогу. Через несколько дней здесь будет. С нею вместе мы в два счета разобьем и прогоним врага. А ты, старик, ступай к генералу. Если и казнит он тебя, — а что казнит–то, в этом будь уверен, — то ведь тебе и жизни–то не жалко. Все равно, подыхать скоро!
— Знаем. Слышали! — сердито замахал руками старик. Буде брехать! Красная армия идет… Тоже… Ты намедни — соврал раз! Слышали. Другой раз не обманешь!
— Так, так, Иваныч! — раздавались голоса из толпы.
— Мы эфто уже слыхивали… Поновее чего подай.
— А не верите, — почти вскричал Арон, — то проваливайте. Мы вас не держим. А бумага — вот она. — Арон ударил себя по карману.
— А ты покажь, давай нам, мы посмотрим — протянул руку старик.
— Многого захотели, старик.
— Давай! Ничего там, — заговорили многие голоса из толпы.
В это время из–за землянок вышли два босоногих партизана с винтовками на ремнях. Сильно забрызганные грязью засученные выше колен штаны и подпоясанные веревками рубахи были насквозь вымочены и плотно прилегали к мускулистым телам. Между ними шел, сгорбившись, крестьянин. Могучие плечи у него были опущены. Руки болтались точно чужие. Ноги ступали как придется. Обнаженная седая голова была мокрая от дождя. С седых волос и бороды капала вода. Одет старик был в истрепанный солдатский костюм и сапоги с широкими голенищами. Все внимание толпы сосредоточилось на старике. Три партизана пошли навстречу идущим, внимательно всматриваясь.
— Да никак дядя Федосий, — воскликнул один из них, засматривая в лицо старику.
— Ен, ен! — подтвердили другие голоса. — Что с мужиком–то сталось?
— Откуда, старик? — спросил Арон.
— А из местечка я, — каким–то придушенным, глухим голосом ответил старик.
— А что стряслось с тобою? Или заблудился в лесу?
— Пришел к вам. — старик встал на колени. Служить пришел… Разорили… Убили меня… Старик навзрыд заплакал, как ребенок. Арон подбежал к нему и поднял его на ноги. Придерживая одной рукою, другою хлопал по плечу.
— Успокойся, друг — говори, что было… Кто обидел?
— Офицеры обидели… Дочку снасильничали, замучили, и — и–и–роды… Стешу мою милую… Голубку… На себя руки наложила — ох… Старик опять зарыдал.
Толпа бородачей стояла подавленная.
— Смотри–ка, — неслось шепотом из толпы. — Намедни черный, как ворон был, а ноне сед, как лунь… Э–ге–ге. Вот тебе и милостивцы!
— Ну, а потом, дядька, что было? — спрашивал Арон.
— Не успел похоронить… как опять беда. Племяш был у меня… Не свой, но как родной был… Застрелили… Да знали, что наш… Приехали ночью казаки. Меня и старуху выпороли, ограбили… На улицу выгнали ночью, — подожгли дом… И тушить не дали. Все сгорело… Ничего теперь нет у меня… Старуха на улице ночью околела… Вот похоронил, а самому, куда деваться?.. Вот и к вам. Примите, Христа ради. — Мужик опять бухнулся в ноги.
— Встань! Встань, дядька! — говорил Арон, поднимая старика, точно пушинку. — Оставайся у нас… Скоро сюда армия красная придет. Отобьем местечко… А там уж Советская власть тебя не забудет, и дом новый отстроит и на обзаведение даст.