Одновременно с отводом 32-й дивизии из Карабаха 2-я Кавдивизия отходила из Закатальского округа к Нухе (Шеки). 28 мая в штаб армии докладывалось, что по мере ухода красноармейцев население «занимает враждебную сторону»[550].
Однако большая часть старых азербайджанских войск в Закаталах, Карабахе и на грузинской границе до конца мая сохраняли лояльность по отношению к новой власти. Аскеры бывшего Закатальского полка арестовали часть своих офицеров[551] и по уходе 2-й Конной дивизии заняли позиции на грузинской границе. При этом произошел эксцесс: по уходе красноармейцев окопы заняли грузины, и аскерам пришлось их выбивать[552].
Отступление частей российской Красной армии к железной дороге создало иллюзию начала ухода большевиков из бывшей Елисаветпольской губернии, если не из всего Азербайджана. О подобных слухах, муссировавшихся в обществе, упоминает Орджоникизе в телеграмме от 2 июня предреввоенсовета Троцкому[553]. О подобных же слухах, распространявшихся в равнинном Карабахе, рассказывал Ч. Ильдрым в интервью газете «Коммунист»: якобы скоро на место красноармейцев придут турки[554].
К этому времени в результате эпидемии малярии[555] и боев в 20-й и 32-й дивизиях осталось лишь 4000 штыков. Москва продолжала требовать отправки 18-й и 28-й дивизий на Польский фронт, слухи о чём еще более подкрепляли уверенность части азербайджанского общества в намерении большевиков оставить Азербайджан[556], как ранее также страну покинули английские интервенты.
Видя, что равнинная часть Елисаветпольской губернии погрузилась в анархию, что части Красной армии практически стихийно отходят к Евлаху и неизвестно, останутся ли они там или уйдут в Баку, что в любой момент отряды генерала Дро могут спуститься с гор и устроить резню в мусульманской части Шуши и окрестных селах, 3 июня начальник Карабахского отряда Зейналов прибыл в Агдам к заместителю председателя Карабахского ревкома Мир Джафару Багирову и предложил организовать военную диктатуру для поддержания порядка после ухода Красной армии на участке Агдам – Шуша. При этом всем коммунистам гарантировалась бы полная безопасность. Багиров ответил ему, что Карабахский отряд должен сохранить верность бакинскому Времревкому. Зейналов подтвердил, что останется исполнять должность командующего вверенными ему подразделениями. Тогда же Нури паша якобы прислал Багирову письмо с выражением «солидарности Советской власти»[557].
После разговора с Багировым Зейналов уехал в Шушу. Туда же прибыл Нури-паша. А вскоре, 5 мая, Багиров узнал, что Зейналов с Нури-пашой и «каким-то доктором» объявили диктатуру и арестовали коммунистов и сочувствующих. Самому Багирову удалось скрыться и добраться до Барды[558].
Вскоре, 9 мая, из Нухи пришли сведения, что в Закаталах также арестован местный ревком. Аскеры бывшего Закатальского полка перешли на сторону восставших. Была занята крепость и телеграфная контора[559].
Повсеместное восстановление власти большевиков
Начало восстания в Гяндже с первых дней оказало влияние на жизнь Баку и Апшеронского полуострова. Вечером 26 мая на бакинском променаде была проведена облава. Всех, у кого не оказалось документов, задержали до выяснения личности[560].
Однако маховик арестов «врагов революции» раскручивался сравнительно медленно. Первой жертвой пал бывший генерал-губернатор Баку Тлехас, приговоренный на публичном демонстративном процессе по делу об убийстве коммуниста Али Байрамова к расстрелу[561].
Вскоре, 3 мая, был обнародован арест и передача дел в трибунал бывших гянджинского и карабахского губернаторов Х. Рафибекова и Х. Султанова, бывшего министра народного просвещения Капланова[562]. На соседней странице газеты, где была помещена заметка об этом, будто в качестве оправдания находился материал об антисоветских действиях бывшего губернатора в Шуше[563].