Именно критика режима личной власти отдельных руководителей, основанного на бюрократизации партийного и советского аппаратов, была признана на X съезде правильной с точки зрения его опасности для партийного строительства в новых условиях. Ленин признал, что в критике со стороны и децистов, и «рабочей оппозиции» есть верные замечания, к которым нельзя не прислушаться. Поэтому X съезд и принял резолюции о необходимости сохранения внутрипартийной «рабочей демократии». Однако в целом позиция сторонников Шляпникова и Коллонтай была признана «синдикалистским и анархистским уклоном» в партии. Что особо обеспокоило Ленина? В своем выступлении на съезде он заявил, что если «тов. Коллонтай жирным шрифтом пишет: «Недоверие к рабочему классу (разумеется, не в области политической, а в области хозяйственно-творческих способностей класса) — вся суть тезисов, подписанных нашими руководящими верхами», — то это на тему о том, что они-де настоящая «рабочая» оппозиция. На 36 странице той же брошюры есть еще более яркое выражение этой мысли: «Рабочая оппозиция» не должна идти, да и не может идти, на уступки. Это не значит звать к расколу…». «Нет, ее задача иная. Даже в случае поражения на съезде — оставаться внутри партии и шаг за шагом твердо отстаивать свою точку зрения, спасая партию и выправляя ее линию»[428].
Думается, что именно этот тезис брошюры Коллонтай вызвал особую тревогу Ленина и послужил одной из главных причин принятия знаменитой резолюции «О единстве партии», запрещающей всякую фракционную деятельность внутри РКП(б). Казалось, еще недавно, на VIII съезде партии, Зиновьев утверждал: «Оппозиция — вещь законная. Никто против этого ничего не имеет. Съезд для того и созываем, чтобы каждая группа нашей партии сказала свое мнение»[429].
Теперь в резолюции «О единстве партии» было заявлено: «Необходимо, чтобы все сознательные рабочие ясно сознали вред и недопустимость какой бы то ни было фракционности, которая неминуемо ведет на деле к ослаблению дружной работы и к усиленным повторным попыткам примазывающихся к правительственной партии врагов ее углублять разделение и использовать его в целях контрреволюции.
Использование врагами пролетариата всяких уклонений от строго выдержанной коммунистической линии с наибольшей наглядностью показало себя на примере кронштадтского мятежа, когда буржуазная контрреволюция и белогвардейцы во всех странах мира сразу выявили свою готовность принять лозунги даже советского строя, лишь бы свергнуть диктатуру пролетариата в России, когда эсеры и вообще буржуазная контрреволюция использовала в Кронштадте лозунги восстания якобы во имя Советской власти против Советского правительства в России[430]. Такие факты доказывают вполне, что белогвардейцы стремятся и умеют перекраситься в коммунистов и даже «левее» их, лишь бы ослабить и свергнуть оплот пролетарской революции в России»[431].
За два года ситуация резко изменилась. Резолюции X съезда свидетельствовали и о качественном изменении кадрового состава партии, и о постепенном осознании новой исторической ситуации, и о новом понимании роли руководящих органов в условиях послевоенного партийного и хозяйственного строительства. Партия становилась частью государственного механизма, прощаясь по дороге к поставленным социально-экономическим целям с большевистскими традициями. Но тем самым она вообще теряла свойства политической партии.
Между тем руководство РКП(б) сохранило структуру (или было «построено», как выразился на XII съезде партии Л.Б. Красин) подпольной организации, отчужденной от самой партии. Этого противоречия как раз и не учел Ленин, он не учел, что в условиях, когда партия растворилась в государственном аппарате, резолюция «О единстве партии» создает фундамент для авторитарной диктатуры одновременно и в рамках партии, и в рамках государства, что ведет к огромной концентрации власти, исключающей любую демократию. Впоследствии это явление назовут тоталитаризмом. Вряд ли Ленин сам стремился к такого рода диктатуре, его роль лидера сложилась исторически и была подкреплена авторитетом создателя партии. Но для Ленина к этому моменту было свойственно весьма своеобразное понимание внутрипартийной демократии. Как уже отмечалось выше, он понимал ее как право апелляции рядовых членов партии (равно как и членов ЦК) к высшему органу (съезду) в случае возникновения разногласий по жизненно важным вопросам. Когда на X съезде Рязанов внес предложение вообще запретить выборы на съезд по платформам, Ленин резко выступил против: «Я думаю, что пожелание т. Рязанова, как это ни жаль, неосуществимо. Лишить партию и членов ЦК права обращаться к партии, если вопрос коренной вызывает разногласия, мы не можем. Я не представляю себе, каким образом мы можем это сделать! Нынешний съезд не может связывать чем-либо выборы на будущий съезд: а если будет такой вопрос, как, скажем, заключение Брестского мира? Вы ручаетесь, что не может быть таких вопросов? Ручаться нельзя. Возможно, что тогда придется выбирать по платформам… Если наша резолюция «О единстве» и, конечно, развитие революции нас сплотит, то выборы по платформам не повторятся. Урок, который мы получили на этом съезде, не забудется. Если же обстоятельства вызовут коренные разногласия, можно ли запретить вынесение их на суд всей партии? Нельзя!» Вопрос был только в том, что число старых большевиков, способных отстаивать свою точку зрения и апеллировать к партии, стремительно сокращалось. Партия качественно изменилась уже к 1921 году. Теперь в партии доминировал люмпен. Очевидно, на подобные нюансы Ленин просто не обращал внимание. Он жил борьбой конкретной минуты, в период кризиса 1921 года резолюция «О единстве» помогла ему овладеть ситуацией, а большего в тот момент и не требовалось. О том, что ситуация может измениться с помощью данной резолюции, он вряд ли задумывался. Правда в том, что Ленин не был теоретиком. Как говорилось выше, это был эмпирик и игрок, исходивший при принятии решений из данности каждой новой ситуации. Но анализ на уровне теории давался ему с большим трудом, к тому же именно в эти месяцы резко ухудшается состояние его здоровья. Ему необходимо было сохранить существующую модель отношений между руководством партии и ее низами, и он сделал это. Судя по всему, он считал эту модель оптимальной, особенно в условиях частичной реставрации капитализма. Он всерьез воспринял угрозу буржуазного перерождения, о возможности которой заявили сменовеховцы. В своем выступлении на XI съезде партии он заявил: «Такие вещи, о которых говорит Устрялов, возможны, надо сказать прямо. История знает превращения всяких сортов; полагаться на убежденность, преданность и прочие превосходные душевные качества — это вещь в политике совсем не серьезная… Сменовеховцы выражают настроения тысяч и десятков тысяч всяких буржуев или советских служащих, участников нашей новой экономической политики. Это — основная и действительная опасность». Как верно подметили некоторые исследователи, на этом съезде ни сам Ленин, ни делегаты съезда ни разу не упомянули слова «термидор», хотя об угрозе буржуазного перерождения говорили много. Это говорит о том, что эта угроза ассоциировалась с утратой политической власти в условиях нэповского эксперимента, но никак не с перерождением верхушки партии. А возвращение к демократическим принципам 1917–1918 годов, по мнению Ленина, делало эту угрозу реальной, так как крестьянство получало определенное экономическое влияние, которое легко могло перерасти и в политическое. Ситуация изменилась, удержать власть в крестьянской стране можно было только монополизировав власть. Ленин адекватно оценивал реальное положение вещей. Ему удалось изолировать и дискредитировать «рабочую оппозицию», воспользовавшись корпоративной узостью ее лозунгов. В резолюции «О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии» было заявлено о неправильной постановке вопроса об отношениях между партией и широкими беспартийными массами, приводящей к подчинению партии беспартийной стихии, что было признано коренным отступлением от марксизма. Пропаганда идей «рабочей оппозиции» была признана несовместимой с принадлежностью к Российской Коммунистической партии. Однако «рабочая оппозиция», формально подчинившись решениям съезда, сохранила организации в Донбассе, Москве, Самаре, Омске, Перми, Николаеве и некоторых других городах. Лидер «рабочей оппозиции» Шляпников, избранный членом ЦК (очевидно, чтобы он был на виду и под контролем) пытался продолжать отстаивать свои взгляды, апеллируя к советской системе 1918 года. В августе 1921 года Ленин попытается на совместном пленуме ЦК и ЦКК исключить Шляпникова из ЦК и из партии, но потерпит в этом вопросе поражение (не хватит трех голосов), а это говорит о том, что в верхах партии еще сохранялись большевистские традиции внутрипартийной демократии и ленинская тактическая линия поддерживалась далеко не всеми членами ЦК.