В людях все зависит от нервов и желез, полученных от рожденья. Как ни рассуждай, человек либо уныло и отрицательно относится ко всем и вся, как эти деятели, — так уж работают их железы, — либо занимает конструктивную позицию.
Сев в машину, я велел Биллу везти меня домой, но на полпути передумал. Сказал, чтобы он ехал к дому Полин. Семейный очаг не то место, куда надо ехать после того, как загубил вечер в компании доморощенных циников, разочарованных сентименталистов и неудачливых заговорщиков.
Билл молча крутанул руль, и мы завернули за угол. Это напомнило мне, как он выполнял мои распоряжения тридцать лет назад, в разгар войны за тиражи на Западе, когда в северной части штата забастовали типографщики. Поэтому он и остался со мной до сих пор. Если он мне ничего не высказывает, что ни случись, после тридцати с лишним лет службы у меня, то уж наверняка никому другому ничего не скажет.
Когда мы подъехали к дому, я вышел из машины и, наклонившись к его окну, сказал:
— Поезжайте домой, Билл. Я возьму такси. Пожалуй, до завтрашнего вечера вы мне не понадобитесь.
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал и плавно отвернул от тротуара.
Эрл Джанот-2
Я повернулся, чтобы войти в дом, но вдруг увидел Полин. Она с кем-то прощалась на ближайшем углу. Лицо я не разглядел, но узнал очертания ее фигурки, узнал также недавно приобретенную шляпку и бежевый плащ. Я остановился, а она двинулась ко мне. Мужчину, который был с ней, я не узнал, хотя смотрел на него, пока он не повернулся и не сел в машину, лицо его все время оставалось в тени.
Когда Полин подошла ко мне, она спокойно улыбалась, чуточку тепло и чуточку отдаленно, неискренне, как всегда.
— Привет, дорогая, — сказал я. — Какая счастливая встреча.
Она отвела невидимый локон и остановилась передо мной.
— Я ждала тебя вчера, — сказала она. — Ну как поездка, Эрл?
— Прекрасно. Ты приятно провела уик-энд?
— Просто здорово. Каталась верхом, плавала, прочла толстенную книгу и повстречалась кое с кем из интересных и совершенно новых для меня людей.
В это время мы уже зашли в подъезд. Я оглядел Полин и увидел, что она несет саквояж, какой берут, когда собираются ночевать вне дома.
Я услышал, как кто-то возится за перегородкой, отделявшей коммутаторную от вестибюля, а больше, как всегда, никого не было. Скорей всего, такое безлюдье и было причиной того, что она облюбовала себе этот дом.
Автоматический лифт стоял внизу. Открыв дверцу и зайдя вслед за ней в кабину, я кивнул на входную дверь:
— И это был один из них?
— Из кого? А-а, ты имеешь в виду новых для меня людей? Да.
Лифт остановился на шестом этаже. Внутренняя убирающаяся дверца бесшумно скользнула в сторону, а внешнюю Полин открыла сама. Я поднялся вместе с ней по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, к квартире номер 5-а. В небольшой четырехкомнатной квартирке было так тихо и воздух так застоялся, будто никто сюда не входил несколько дней.
— Ну и чем же ты с ним занималась? — спросил я.
— Сначала мы зашли в ужасное заведение на Третьей авеню, которое держит некий Гил. Тебе там понравилось бы. Но мне-то показалось скучно. Нечто среднее между археологическим музеем и салуном. Неимоверный симбиоз. Потом мы бродили по улице, заглядывали в антикварные лавки.
— А что там за антиквариат?
— Все, что могло бы нас заинтересовать. Наконец мы купили картину, вернее, он купил ее в лавке примерно в трех кварталах отсюда. Ужасная старая картина, которая выглядела так, будто ее вытащили из мусорного ящика, но он все же перебил ее у какой-то женщины, которая тоже хотела купить эту рухлядь. На картине ничего, кроме двух рук, художника звали Паттерсон.
— Двух — чего, дорогая?
— Рук, милый. Только руки. Как я понимаю, это про Иуду. Потом мы зашли к Ван-Барту, выпили, и он отвез меня домой. Тут как раз и ты приехал. Ты удовлетворен?
Я смотрел, как она открыла дверцу небольшого стенного шкафа в передней и сунула туда свой саквояж, потом обернулась ко мне — шелковистые волосы, бездонный взгляд, лицо мадонны эпохи Возрождения с идеально правильными чертами.
— Значит, интересно провела вечер, — сказал я. — А кто этот твой новоиспеченный знакомый?
— О, просто мужчина. Ты его не знаешь. Некий Джордж Честер, из рекламного агентства.
Может, оно и так. И меня зовут Джордж Агропулос. Но я-то понимаю в этой жизни чуть больше, чем она и чем этот новый ее дружок. Какое-то время я смотрел на нее, и она отвечала мне, пожалуй, чересчур внимательным взглядом. Я чуть ли не пожалел ее нового поклонника, с которым она только что рассталась, кто бы он ни был.