— Полин Дэло?
Я кивнул.
— А я не хочу, чтобы «Краймуэйз» остался в хвосте. Вы вроде бы хотите перейти в нашу редакцию. Вот вам удобный случай положить начало нашему сотрудничеству. Отправляйтесь в Отдел расследования убийств на Центральной улице и собирайте там все сведения по мере их поступления. Как только соберете — звоните мне. Я сейчас выполняю другое задание, но хочу быть в курсе расследования убийства Полин Дэло на каждом его этапе.
Эмори казался еще более ошеломленным и озадаченным, чем обычно. Карие глаза, точно золотые рыбки, заметались под толстыми стеклами очков.
— Бог ты мой, неужели вы думаете, что я распутаю это дело один?
— Нет, конечно. Если бы мы хотели его распутать, то собрали бы человек тридцать или даже сорок. Просто я хочу, чтобы все сведения были собраны к тому моменту, когда с этим делом разберется полиция. Ваша задача только в том, чтобы держать нас в курсе событий. Регулярно докладывайте мне, и только мне. Все понятно?
Эмори облегченно вздохнул и сказал, что все понял. Встал, собираясь уйти. Мой личный частный детектив стоя казался лишь чуточку выше, чем сидя, и производил еще более жалкое впечатление.
— Есть у вас еще что-нибудь для меня?
— Ничего. Только то, что я сказал.
— А Берт не будет возражать?
Я сказал, что поговорю с Бертом, и Эмори ушел. Потом я сидел и смотрел на «Этюд о злобе» Луиз Паттерсон, висевший передо мной на стене, и думал, думал.
Подпись художницы была вполне разборчивой; даже если сдвинуть полотно чуточку вниз, рамка ее не скроет. Мне не хотелось этому верить, но в издательстве Джанота вполне мог найтись человек, который узнал бы Паттерсон по стилю. Убрать картину нельзя. Даже если я заменю ее другой, кто-нибудь может это заметить. Не обязательно Рой, журналисты или репортеры — просто любой сотрудник. Люсиль или еще чья-нибудь секретарша, какой-нибудь сотрудник научно-исследовательского отдела.
Ах, если бы этой картины здесь не было. А еще — если бы я не принес домой «Искушение святого Иуды».
Потому что новую картину видела Джорджетт.
Хаген был уверен в том, что, кто бы ни купил картину, через нее можно этого человека разыскать. Если бы Хаген счел необходимым, он мог бы настоять на более тщательных поисках, чем те, которые вел я, подключив к этому делу Дона Клосмейера. Я знал, что Дону не удалось бы четко проследить путь картины от художницы к торговцу, не говоря уже о дальнейшем ее пути. Но ведь Хаген в любой момент может принять и какие-то независимые от общего расследования меры, я и сам мог бы сказать, какие именно, и в этом для меня таилась опасность.
А «Искушение» надо бы уничтожить.
Если вдруг кто-то выполнит свое задание очень уж хорошо, если Хаген примет свои тайные меры, если какая-то истинная информация дойдет до него, прежде чем я устрою в цепи связи короткое замыкание, эта картина вобьет последний гвоздь в крышку моего гроба. Я должен от нее избавиться.
Я надел шляпу и прошел в кабинет Роя, неся в голове две наполовину сформировавшиеся мысли: сейчас же уничтожить картину, а потом поискать свидетеля, который подтвердил бы, что Джанот был на Пятьдесят восьмой улице Восточного района. И то, и другое могу сделать только я сам.
— Пойду проверю одну версию, — сказал я Рою. — Останьтесь на время за главного. Кстати, я поручил кое-кому держать меня в курсе расследования убийства Полин Дэло. Нам ведь нужно будет написать о нем в ближайшем номере, верно? — (Он задумчиво кивнул.) — Я выбрал Мафферсона.
Он снова кивнул, сухо и безразлично.
— Так или иначе, Джанот наверняка захочет, чтобы мы это сделали. И вот еще что: я распорядился приготовить список лиц, разыскиваемых полицией.
Скоро начнут поступать, нанизываясь одно на другое, различные сведения, упрощенные для быстрого восприятия. А я время от времени буду вмешиваться, чтобы сделать их еще проще.
— Вот такие дела, — резко бросил я через плечо.
Спустившись на лифте и выйдя на улицу, я перешел на другую сторону, где находился гараж. Решил взять свою машину, поехать на Марбл-роуд и тут же покончить с картиной.
В гараже встретил Билли, шофера Эрла Джанота. Он только что поставил на место хозяйский «роллс-ройс». Мне с десяток раз доводилось пользоваться этой машиной, и теперь шофер безразлично-вежливо поздоровался со мной:
— Добрый день, мистер Страуд.