Обычай взбадривать себя виски между раундами практиковался еще в Англии в XVIII веке. Чем больше раундов — тем больше боксеры принимали на грудь. После боя говорили, что Килрейн выпил за бой больше литра виски. Салливан наверняка еще больше. Но в умении пить, как и в умении драться, Митчелл очень сильно уступал своему сопернику.
Джон Л. быстро пришел в себя и продолжил избиение. Килрейн снова падал и снова вставал. Однако в семьдесят пятом раунде он получил такую порку, что не смог прийти в себя ни в отведенные 38 секунд, ни значительно позже. Салливан встал посреди ринга и потребовал, чтобы немедленно явился Митчелл, а когда тот отказался, Джон Л. просто набросился на него, но тут в дело вмешались другие секунданты, и второй бой не состоялся.
Встреча с Килрейном продолжалась 2 часа 16 минут и 23 секунды, а перерыв между ней и следующим официальным боем Салливана — больше трех лет, и Салливан не терял это время даром. Он пил сам, и пол-Америки выпило за его счет. Даже демонстрационные бои он проводил не слишком часто. В одном из них в Сан-Франциско в 1891 году он встретился с красивым и явно очень любящим себя парнем, который даже на ринг выходил с набриолиненными волосами. Вряд ли Салливан выделил его среди других. А чуть больше чем через год, 7 сентября 1892 года в Нью-Йорке этот самый парень без больших проблем расправился с тем немногим, что к тому времени осталось от Великого Джона Л. Однако Салливан и в этой ситуации сумел остаться королем. Едва встав после нокаута с земли, он обратился к публике: «Джентльмены!» Люди затихли. «Джентльмены! — продолжил Салливан. — Мне нечего сказать. Точнее, все, что могу сейчас сказать, — я вышел на ринг на один раз больше, чем следовало. Ну а уж если меня кто-то побил, так я рад, что это сделал американец. Засим остаюсь вашим добрым и преданным другом Джоном Л. Салливаном».
Зал закричал и зарыдал одновременно, а в победителя полетело все что ни попадя.
Дальнейшая жизнь Салливана оказалась довольно грустной. Сотни тысяч долларов, которые Джон Л. заработал, он роздал прихлебателям и поклонникам, а остальное пропл вместе с ними же. Какое-то время Салливан жил за счет своей феноменальной популярности, проводил демонстрационные бои, за которые временами получал по 5—6 тысяч долларов за выход, но и эти деньги утекали так же легко, как и все остальные. Затем наступили тяжелые времена. В дело пошло все то немногое из нажитого, что он сумел сохранить, в том числе и его золотой чемпионский пояс, украшенный 397 бриллиантами и другими драгоценными камнями. Салливан то выковыривал камни и продавал, то закладывал пояс целиком. В 1900 году Железный Человек Уильям Малдун показал, что по крайней мере сердце у него все-таки не железное, выкупил пояс, в котором уже недоставало большого количества камней, и вернул его Салливану. Но тот вскоре снова пустил его в оборот. Пояс сменил множество владельцев, пока в 1927 году, уже давно лишенный всех камней, не был переплавлен в золотой брусок.
Как ни странно, но в конце жизни Салливан сумел бросить пить и даже читал лекции о вреде алкоголизма. Последние годы жил хотя и не в нищете, но в бедности. 2 сентября 1918 года он умер в возрасте 59 лет на своей ферме в Массачусетсе, но, пожалуй, до Мохаммеда Али в Америке не было не то что боксера, но просто человека, который смог бы сравниться с ним в популярности.
ДЖЕНТЛЬМЕН ДЖИМ
Общего у второго чемпиона мира с первым было только ирландское происхождение. Во всем остальном между ними такое же расстояние, как между Бостоном, где родился Салливан, и Сан-Франциско, где родился Джим Корбетт.
Он появился на свет 1 сентября 1866 года. Мать будущего чемпиона, у которой кроме него было еще девять детей, помешалась на том, чтобы вырастить их «настоящими леди и джентльменами» — как она это понимала. Маленького Джима вечно одевали в плохо сшитые из дешевых тканей подобия «джентльменских костюмов», за которые сверстники и прозвали его Джентльменом Джимом. Эта кличка приклеилась к нему на всю жизнь и даже в известной степени заменила фамилию.
Как ни странно, но полоумная мамаша не то задала своему сыну курс на всю жизнь, не то верно развила заложенное в нем от природы. Когда он вырос, никто не смог бы угадать в Корбетте уроженца ирландских трущоб Сан-Франциско.
Боксом Корбетт увлекался наравне с бейсболом, а еще бредил театром. Если заменить бейсбол на гольф, то набор получился бы вполне джентльменский. Джим поступил в колледж, одновременно стал работать в банке и долгое время полагал, что проведет жизнь, медленно, но верно продвигаясь по служебной лестнице. Однако судьба распорядилась иначе. Впрочем, в судьбе Джентльмена Джима нет ничего случайного. Настоящий американский кузнец собственного счастья, Джим всего в жизни добивался сам. Правда, и природа наградила его талантами сверх меры.
Корбетт любил рассказывать, как в школе его "вызвал на бой" парень намного выше и сильнее его, и как он, отчаянно труся, все-таки явился после уроков на рандеву за здание школы. Противник Джима тут же набросился на малявку, а тот сделал шаг в сторону и ударил, после чего здоровяк оказался в нокауте.
Поверить в эту историю целиком очень трудно. Во-первых, потому, что она как две капли воды похожа на десятки таких же историй о детстве других боксеров, а во-вторых, потому, что описанный прием — шаг в сторону с ударом, да еще нокаутирующим (кстати, Корбетт и в зените своей карьеры не был но-каутером), относится к числу самых сложных в боксе. Но что-то в этом роде, наверно, действительно произошло, так как жить в районе, где провел свое детство Корбетт, и не драться постоянно было невозможно, тем более что одними своими джентльменскими костюмчиками он провоцировал агрессивных сверстников, испытывавших нечто вроде ленинской классовой ненависти к тем, кто хотел и мог вырваться из трущоб, где им предстояло провести всю жизнь.
Совершенно невозможно точно установить, когда Джентльмен Джим стал профессионалом. В банке он проработал на разных должностях шесть лет. На все времени уже не хватало, и из трех своих хобби — театра, бокса и бейсбола — чем-то необходимо было пожертвовать. Он почти отказался от бейсбола, но продолжил играть в полупрофессиональной труппе и ходить в боксерский клуб. Потом пришло время оставить и банковскую карьеру. Трудно сказать, когда именно Корбетт решил отказаться от синицы, которую давно и прочно держал в руках, и отправиться ловить журавля в небе. Но, зная всю последующую его карьеру, нетрудно предположить, что и этот свой шаг он рассчитал, как рассчитывал все и всегда в своей жизни.
Слава Салливана гремела по всей Америке. О заработках его тоже постоянно говорили, что неудивительно, так как в среднем за год он получал в несколько раз больше президента страны. Четыре года любительских боев, проведенных в перчатках и без них, убедили Корбетта, что у него есть неплохие шансы добиться успеха в таком денежном деле. За все это время он проиграл лишь один бой — некоему Билли Уэлчу, да и то по очкам, но уже в следующем бою нокаутировал своего обидчика в первом же раунде.
Для своего времени Корбетт был очень высок — 186 см, а его вес в начале карьеры составлял примерно 81—82 кг. Кроме того, он прекрасно бегал спринтерские дистанции и был отличным гимнастом. И наконец, за внешностью, которая гораздо больше подходила актеру, работающему в амплуа героя-любовника, чем герою ринга, скрывался настоящий боевой дух и абсолютная уверенность в своих силах и голове. Ни то, ни другое его не подвело.
Кроме того, Корбетт оказался настоящим новатором в боксе. Точнее, в тяжелом весе. Салливан и его предшественники задали определенный, агрессивный, но в целом незамысловатый стиль. Так дела обстояли далеко не всегда. Чемпион Англии в тяжелом весе 1795—96 годов-Даниэль Мендоса не обладал сильным ударом и ростом был всего 170 см, но весь бой строил на непробиваемой защите. Другой чемпион, царивший на лондонском ринге через несколько лет после Мендосы, Джем Белчер, первым в истории бокса стал бить на отходе, и таких тяжеловесов было немало. Однако Корбетт создавал все это с нуля, и несколько «велосипедов» ему пришлось изобретать заново, так как он просто не знал об их существовании. Многие инновации Корбетта вызывали у современников чувство полного недоумения. Так, когда на тренировках Джентльмен Джим боксировал с тенью, другие бойцы смотрели на него просто как на придурка.