Но сегодня не слышно стука дождя, и Микинь просыпается рано.
Его разбудила тишина.
В комнате никого нет.
Мать ушла на свекловичное поле. А где отец?
Микинь поспешно вылезает из-под тёплого одеяла.
Отец поехал к колхозному амбару получать хлеб на трудодни. Ну конечно!.. Но ведь и Микинь должен получить за собранные им колосья.
Микинь влезает в отцовские сапоги и выходит из дому.
Волей-неволей приходится делать большие-большие шаги. Высокие голенища сапог мешают согнуть ноги в коленях — того и гляди, растянешься на дороге.
Везде лужи. В низинах пасмурное небо глядится в настоящие озёра.
Микиня догоняет колхозная машина.
Шофёр весело кричит:
— Эй, сапоги! Куда вы мужика несёте?
— В колхозный амбар! — отвечает Микинь. — Идём получать заработанный хлеб!
В ГОЛОЛЕДИЦУ
Зима началась крепкими морозами.
Все лужи заледенели. Луг, затопленный водою, превратился в настоящий каток.
Вечером, когда в школе заканчиваются уроки, ребята бегут сюда с коньками.
Кто катается на двух коньках, кто на одном. А вот какой-то ловкач катится задом наперёд да ещё выписывает такие восьмёрки на льду, что дух захватывает, даже если только смотреть!.. Ах, это Юрис!
Каждый показывает своё умение.
А Микинь стоит в стороне и смотрит.
Коньков у него нет.
Вдруг Юрис подъезжает к Микиню, вытирает пот со лба.
— На, покатайся! — говорит он и, сняв с левой ноги конёк, даёт его Микиню, а сам летит дальше на одном коньке — ласточкой, распластав руки, как крылья. Микинь радостно глядит на конёк. Новенький, он сверкает так, что глазам больно.
Микинь надевает конёк на левую ногу. Изо всей силы отталкивается правой ногой: «Вот полечу, как Юрис!» — и шлёпается на спину.
— Ничего! — говорит Микинь, потирая ушибленное место, и опять становится на конёк.
Он не уходит с катка до самого вечера.
Он падает, поднимается, скользит, опять падает и вот уже катится по льду! На левом коньке.
Почти две недели стоит гололедица.
Микинь каждый день бегает на каток. И катается, катается…
В воскресенье ребята устроили большие соревнования.
…Неожиданно для всех Микинь с поднятой правой ногой и распластанными, как крылья, руками катится от камышей до самой ивы, через весь каток. И всего только один раз оттолкнулся!
Так Микинь оказывается чемпионом левой ноги.
Плохо разве?..
САННЫЙ ПУТЬ
Целый день идёт снег.
Большие, пушистые снежинки, кружась, медленно надают с неба.
Потом темнеет, и оказывается, что день уже кончился…
Наутро отец говорит:
— Настоящий санный путь! Надо собираться в лес за дровами.
И ушёл созывать бригаду на работу.
Микинь надел валенки, тёплую шубейку, ушанку, шерстяные варежки и вышел во двор.
Дуксис вертит хвостом и глотает снег. Микинь запрягает его в санки. Дуксис вырывается.
— Гав! Гав! — жалуется он на собачьем языке. — У меня лапы мёрзнут!..
— У тебя ноги босые. Бедный! — говорит Микинь и надевает Дуксису на лапы свои старые чулки.
Но Дуксису не угодишь. Он ворчит и даже показывает зубы. Зубы у Дуксиса острые. Он стаскивает чулки.
Микинь сердится:
— Слушай, когда тебе говорят! У тебя будка не топлена. Мы поедем в лес за дровами!
— Гав! Гав! — отнекивается Дуксис. — В моей будке нет трубы! Нет и печи!
И, перевернув санки, он вываливает Микиня в сугроб.
Так Микинь обновляет первопуток.
СИНИЧКА
Перед Новым годом завыла метель и утихла не сразу.
Сугробы намело до самой крыши.
По ночам светила луна, окружённая радужным кольцом.
Дед Мороз расхаживал вокруг и озорничал — трещали сосны в грибном бору, потрескивали брёвна в срубах домов. Окна сверху донизу покрылись ледяными узорами.
По утрам дым из труб поднимался в холодное небо столбом.
Багровое солнце, едва выглянув из-за леса, тотчас же клонилось к закату.
Птицам не хватало корма.
Взъерошенные воробьи утопали в снегу и жаловались:
— Чик-чирик! Чик-чирик! Что есть? Что есть? Не-че-чего!
И верно, ни одного конского следа не видно на заснеженной дороге.
Хуже всех приходится синичке.
Набравшись смелости, она стучит Микиню в окошечко.
— Чик-чиви! — говорит она.
Это, наверно, значит: «Помоги!»
Микинь слышит жалобный плач синички, крошит ножичком сало и бросает за окно.
Синичка ест сало — тук! тук! — потом чистит клювик и улетает.
Микинь слышит опять: «Чиви-чик!» Это, верно, значит: «Спасибо!»
На второй день синичка опять стучит в окно.
Она уже знает, что это окно доброго Микиня.
ПОДАРОК
Под Новый год в колхозном клубе ёлка.
На ёлке развешаны всякие игрушки.
Микиню все игрушки нравятся. Больше всех — корабль. И петух, который кричит: «Ки-ки-ри-ку! Микинь, в Ри-гу!..»
Надо только нажать кнопку у гребешка.
Микинь хотел взять петуха.
Учительница, которая раздавала подарки, сказала ему:
— Зачем тебе петух, Микинь? Ты скоро в школу пойдёшь. Вот тебе самый лучший подарок!
И дала Микиню книгу.
На обложке книги синеет море. И по морю плывёт корабль. А на одной страничке нарисован петух. Как живой, даже с курами. И машина. И берёза. И трактор…
Вот это подарок!
С Новым годом, Микинь!
У тебя ещё очень много дел впереди.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОБЫТИЯ ЕЩЁ ОДНОГО ГОДА
ОСЕНЬ
Первые заморозки — и лес разоделся в багрец и золото.
Берёзовые рощи стоят солнечные, пышнолистые, нарядные. Куда ни посмотришь, всё в позолоте. Совсем не видно зелёных по-прежнему сосен и елей.
И осинник осенью расцвёл на диво.
Подует ветер, затрепещут лёгкие светлые листья — кажется, скачут по дереву озорные солнечные зайчики.
А есть у осин листья красные, червлёные, не то налитые спелым рубиновым соком, не то просвеченные теплом осеннего солнца.
Клёны порыжели. Их листья напоминают теперь румяную корочку только что испечённого хлебного каравая.
Алыми гроздьями вспыхнула рябина, приглашая полакомиться сочными своими плодами.
Яркую торжественную мантию накинул на плечи лес и далёким трубным кликом лебединой стаи прощается с уходящим летом.
Осень… Осень…
ОХАПКА СОЛОМЫ
На обочине лесной дороги застряла охапка соломы. Сердитый сук ольхи сорвал её с высокого воза.
Два дня солома красовалась на солнце среди пышной и сочной придорожной травы.
«Я словно пригоршня золота на бархатном ковре, — думала солома, — как жаль, что мне самой нельзя полюбоваться этой прекрасной картиной».
Потом пришла пора долгих дождей.
Солома потемнела, набухла и потеряла прежнюю золотистость.
— Вот она, о-чив-чив-че-видная сущность, — многозначительно произнёс старый воробей, который не сумел отыскать в охапке соломы ни одного самого маленького зёрнышка.