– Но, честно говоря, Дорис, я устал, весь измочален.
– Ну, развеешься… Мама уехала на юг, весь дом сейчас в нашем распоряжении. Так что ждем…
– Опять эти вшивые русские! – недовольно ворчал он, быстро напяливая на себя строгий костюм для обеда.
– Вы только посмотрите на этого завсегдатая дансингов, – подначивал его Джо из своего кресла, в котором сидел с вечерней газетой в руках, протянув ноги поближе к огню.
– Папочка, а что такое завсегдатай дансингов? – спросила капризным тоном Джин.
– Грейс, не услужишь ли? – Чарли подошел к миссис Эскью, покраснев, с болтающимися концами галстука на шее.
– Ну, тут, конечно, пахнет любовью, – сказала она, поднимаясь со стула, – убегает в такое ненастье…
Высунув кончик языка, она старательно завязывала ему галстук.
– Скорее слабоумием, если угодно знать мое мнение, – сказал Джо.
– Папочка, а что такое слабоумие? – эхом отозвалась Джин.
Надев пальто, Чарли стоял, ожидая лифт, в холле под мрамор, и сюда стекались соблазнительные запахи всех обедов, приготовляемых сейчас во всех квартирах на этом этаже.
Сев в машину, он натянул шерстяные перчатки. На стоянке снег хрустел под шинами автомобиля. Он выехал по дорожке на Пятьдесят девятую улицу. Колеса задели тротуар рядом с местом, где на углу стоял коп, от холода постукивая себя руками по груди. Чарли отдал ему честь, поднеся руку к виску. Тот засмеялся.
– Нехорошо нарушать, нехорошо, – сказал он, не прекращая свой странный танец.
Двери квартиры Хамфриз отворились перед ним, и, шагнув, он сразу почувствовал, как его ноги провалились в глубокий мягкий ворс ковра из Белуджистана. К нему вышла Дорис.
– Ах, какой ты все же молодчина, не побоялся приехать в такую скверную погоду, – заворковала она.
Он ее поцеловал.
– Все же как много у тебя этой жирной помады на губах, – посетовал он.
Чарли грубовато, крепко прижал ее к себе. Она казалась ему такой странной в этом светло-зеленом вечернем платье.
– Это ты у меня молодчина, – прошептал он.
Из гостиной до него долетали голоса, некоторые с иностранным акцентом, позвякиванье кубиков льда в шейкере для коктейлей.
– Как хочется побыть вдвоем, – хрипло сказал он.
– Да, понимаю, Чарли, но кое-кого из них я была просто обязана пригласить. Может, они рано разойдутся по домам.
Поправив ему галстук, пригладив волосы, она подталкивала его в спину перед собой в гостиную.
Когда ушел последний из гостей Дорис, они стояли друг против друга в холле. Чарли глубоко вздохнул. Он выпил довольно много коктейлей, шампанского. Он просто дрожал от возбуждения.
– Дорис, Боже мой, как трудно было их всех переваривать…
– Все равно очень мило, что ты пришел, Чарли.
Чарли чувствовал, что он заводится, ощущал, как где-то внутри него нарастает гнев.
– Послушай, Дорис, давай поговорим…
– Ну вот, теперь ты снова станешь серьезным. – Она, сделав недовольную гримаску, опустилась на канапе.
– Послушай, Дорис. Я на самом деле схожу по тебе с ума… и ты прекрасно знаешь об этом.
– Ах, прекрати, Чарли, нам с тобой было всегда так весело вместе… для чего все портить… Ты же знаешь, что брак далеко не всегда доставляет удовольствие… Большинство моих подруг, которые вышли замуж, жалуются. Им такое пришлось пережить…
– Если все дело в деньгах, то можешь не беспокоиться. Наш концерн собирается развернуться вовсю… Для чего мне лгать тебе? Сама спроси у Нэта Бентона. Только сегодня днем он объяснял мне, как лучше начать делать деньги сейчас же, немедленно.
Дорис, поднявшись с диванчика, подошла к нему, поцеловала.
– Да, он всегда был бедным старым глупцом… Ты считаешь меня маленькой корыстолюбивой сучкой? Для чего же в таком случае жениться на мне, если ты обо мне такого мнения? Чарли, честно, мне больше всего на свете хочется куда-нибудь уехать и самой зарабатывать на жизнь. Для чего мне такая шикарная, вся в шелках, жизнь?
Он, грубо схватив ее, прижал к себе. Она его оттолкнула.
– Больших денег, дорогой, стою не я, а вот это платье… А теперь ступай домой, будь паинькой. По-моему, ты на самом деле устал.
На улице, садясь в машину, он увидел, что снег проник даже на сиденье в салоне. Мотор капризничал, не заводился. Как он ни бился, ничего не выходило. Он позвонил в заводской гараж – пусть кого-нибудь пришлют, машина не заводится, чтоб она лопнула! Так как он уже стоял в телефонной будке, то мог позвонить миссис Дарлинг.
– Какой отвратительный вечер, дорогуша… Ну, для такого человека, как мистер Чарли, можно что-нибудь придумать, хотя, конечно, нужно предупреждать заранее, к тому же конец недели… Ну да ладно… через час.
Чарли разгуливал взад и вперед перед домом, ожидая, когда приедут из гаража. Бушующий внутри гнев не унимался. Какая-то желчная раздражительность. Наконец приехали заводские ребята, завели его автомобиль. Он велел механику отогнать машину в гараж. Потом направился к знакомому заведению.
На улицах пусто. Хлопья сухого снега летели со свистом ему в лицо. Он спустился по лестнице в подвал. В баре было полно народу. Мужчины и полуобнаженные девушки что-то мычали, уже нетвердо стоя на ногах. Как Чарли сейчас хотелось свернуть им всем шеи! Опрокинув подряд четыре стаканчика виски, он направился к миссис Дарлинг. Поднимаясь в лифте, почувствовал, что охмелел. Он дал мальчишке-лифтеру целый доллар и краем глаза заметил, с какой счастливой улыбкой тот запихивал бумажку в карман. Войдя в квартиру, он радостно завопил, приветствуя хозяйку.
– Что вы, мистер Чарли, – упрекнула его цветная девушка в накрахмаленной наколке и фартучке, открывшая ему двери, – вы же знаете, что миссис не любит шума… а вы всегда были таким вежливым молодым джентльменом.
– Привет, дорогая. – Он едва взглянул на девушку. – Погаси свет, – приказал он ей. – И запомни: тебя зовут Дорис. Ступай в ванную комнату, разденься и не забудь наложить на губы как можно больше помады, жирный слой, поняла?
Выключив свет в комнате, он нетерпеливо срывал с себя одежду. В темноте из пальцев выскальзывали пуговички рубашки. Схватив ее обеими руками, он разорвал все петли на ней.
– Ну иди же ко мне, черт бы тебя побрал! Я люблю тебя, тебя, Дорис, сучка ты такая.
Девушка, стоя перед ним, вся дрожала. Когда он, грубо схватив ее, привлек к себе, она расплакалась.
Пришлось ей немного налить, чтобы взбодрить, и он снова завелся…
На следующее утро он проснулся поздно, чувствуя себя так отвратительно, что не было никаких сил идти на завод. Никуда он не пойдет! Сейчас хотелось только одного – поскорее напиться.
Весь день он проторчал в задрапированной гостиной миссис Дарлинг, накачиваясь джином и горькой настойкой, от которой у него саднило в горле. Днем пришла миссис Дарлинг, они с ней раскинули вдвоем пасьянс, а она ему долго рассказывала, как один оперный певец разбил ей всю жизнь. Она хотела, чтобы он поскорее вышел из штопора и наливала ему только пиво. Вечером он попросил ее позвать ту же девицу. Когда та приехала, он попытался объяснить ей, что не сумасшедший. Проснулся он один в постели, совершенно трезвый, но все равно было противно и муторно.
Когда он вернулся домой в воскресное утро, чета Эскью завтракала. Их маленькие девочки, лежа на полу, разглядывали юмористические журнальчики. Повсюду на стульях валялись свежие газеты.
Джо сидел за столом в халате с сигарой в зубах.
– В самый раз к чашечке свежего кофе, – с иронией в голосе сказал он.
– Да, что-то твой обед сильно затянулся, – съехидничала, хихикнув, Грейс.
– Да вот ввязался в игру в покер, – проворчал Чарли.
Он сел, полы его пальто разъехались, и все увидели его разорванную рубашку.
– Ничего себе игра в покер! – сказал Джо.
– Все было просто отвратительно, – пожаловался он. – Пойду хоть рожу умою.
Вскоре он вернулся, уже в халате и шлепанцах, и теперь ему явно было лучше.
Грейс принесла ему сельской колбасы и теплого кукурузного хлеба.
– Ну, мне приходилось слышать о вечеринках на Парк-авеню, но ни одна из них, по-моему, не продолжалась двое суток.