– Ах, оставь меня в покое, Грейс, прошу тебя! – взмолился Чарли.
– Послушай, Чарли, ты не читал вчера вечером статью в финансовом разделе «Ивнинг пост», в которой предсказывается определенный бум с акциями самолетостроительных компаний?
– Нет… но у меня был разговор с Нэтом Бентоном, ты знаешь, он брокер, я тебе о нем говорил, друг Олли Тейлора… Ну так вот, он сказал…
Грейс встала.
– Послушайте, если вы в воскресное утро снова заведете разговор о своих профессиональных делах, я уйду.
Джо, мягко взяв жену за руку, снова усадил ее на стул.
– Ну позволь мне сказать кое-что, и после мы с ним заткнемся… Я рассчитываю, что мы не попадем в руки биржевых дельцов по крайней мере еще лет пять. Приходится только сожалеть, что такие сведения просочились. Мне очень хотелось бы доверять Мерритту и его людям так же, как самим себе.
– Давай поговорим об этом позже, – попросил Чарли.
Джо протянул ему сигару.
– Ладно, Грейси, – примирительно обратился он к жене. – Может, поставим парочку пластинок на проигрыватель?
Всю зиму Чарли собирался взять Дорис с собой в Вашингтон, когда он полетит туда на одном из образцов своего самолета, чтобы похвастаться достижениями перед экспертами военного ведомства, но, к сожалению, за неделю до этого она с матерью отправилась на пароходе в Европу. Поэтому, когда ему в один весенний вечерок нечего было делать, он позвонил Джонсонам. Он как-то зимой столкнулся с Полом в метро, и тот с обидой в голосе спросил его, почему это он к ним больше не заглядывает. Чарли честно признался, что все это время пропадал на заводе, оттуда нельзя было и носа высунуть, и так несколько месяцев кряду. Теперь было забавно позвонить, послушать, как звонит телефон в их квартире, услыхать в трубке соблазнительный, как всегда немного язвительный голосок Эвелин.
– Как здорово, что позвонил! Приезжай немедленно, останешься к ужину, у нас будет столько любопытных людей, – сказала она ему.
Дверь открыл Пол. У него теперь было такое упитанное лицо, прежде Чарли этого не замечал.
– Добро пожаловать, бродяга! – приветствовал он его подчеркнуто бодрым тоном, и, шлепнув пару раз по спине, проводил в комнату, где было полно народу. Молодые красивые девушки, молодые люди любых габаритов, на любой вкус, подносы с закуской на крекерах, высокие стаканы для коктейлей, густой сигаретный дым. Все одновременно громко разговаривали, и в комнате стоял такой гул, как на заводе со множеством запущенных станков.
В глубине комнаты Эвелин, такая высокая, бледная, и как всегда красивая, сидела на мраморной крышке стола рядом с невысоким длинноносым желтолицым мужчиной с мешками под глазами.
– А, Чарли, ты, по-моему, процветаешь. Любо-дорого поглядеть. Вот, познакомьтесь. Чарлз Эдвард Холден… Холди, это Чарли Андерсон, он летает на самолетах… Послушай. Чарли, ты в самом деле выглядишь как настоящий богач…
– Ну что ты, пока нет, – смущенно ответил Чарли.
Ему с трудом удалось удержаться и не рассмеяться.
– В таком случае, почему у тебя такой счастливый вид? Сегодня здесь все такие мрачные, так меланхолично настроены…
– Я совсем не мрачный, – возразил Холден. – Откуда ты взяла? Не смей мне говорить, что я мрачен.
– Само собой, Холди, ты не мрачен, но как только начинаешь говорить, то бубнишь только об убийстве, самоубийстве и всем таком прочем.
Все дружно засмеялись. Чарли оттеснили от Эвелин желающие послушать, что говорит Чарлз Эдвард Холден. Тогда он разговорился с невзрачной молодой девушкой в блестящей серой шляпе с большой застежкой на лбу, выглядевшей, словно фары у машины.
– Расскажите мне, чем вы занимаетесь, только подробнее, – сказала она.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, видите ли, все здесь чем-то занимаются: пишут, рисуют, что-нибудь еще…
– Нет-нет, ничего подобного я не делаю… Я занимаюсь авиационными двигателями.
– Значит, вы летчик. Ах как здорово, с ума сойти можно… Как мне нравится всегда приходить к Эвелин, никогда не знаешь наперед, с кем здесь встретишься. Знаете, когда я была здесь в последний раз, от нее только что ушел Гудини. Она умеет привлекать знаменитостей. Но, мне кажется, Полу это не по нутру. Он такой милый человек. А она связалась с этим мистером Холденом… и все происходит на глазах у всех. Он все время пишет о ней в своей колонке… Я, конечно, очень старомодна. Большинство людей об этом даже не задумываются… Конечно, хорошо быть честной… К тому же он такая знаменитость… Я, само собой, считаю, что нужно быть честным в своей сексуальной жизни, вам не кажется? Это позволяет избегать всех этих ужасных комплексов, и все такое… Но каково в таком случае Полу, этому милому, привлекательному мужчине?… Еще такому молодому…
Когда гостей поубавилось, цветная горничная, говорившая по-французски, принесла обед. Тушеное мясо с соусом кэрри с рисом, с массой приправ. За столом Холден с Эвелин говорили без умолку. Они сыпали именами таких людей, о которых он, Чарли, и не слыхивал. Он хотел было вмешаться в разговор, рассказать о том, как однажды в баре играл роль его, Чарлза Эдварда Холдена, но никто его не слушал. «Ну и черт с ними», – подумал он. Принесли салат, но Холден встал и сказал:
– Моя дорогая, главное правило моей морали состоит в том, чтобы никогда не опаздывать на спектакль в театре, нужно бежать.
Они с Эвелин, наспех попрощавшись с ними, ушли, а Чарли с Полом пришлось вести беседу с какой-то постоянно ссорящейся пожилой супружеской парой, с которой его даже не познакомили. Разговаривать с ними было непросто, потому что муж не желал никого слушать, а жена постоянно искала причину для скандала и никак не могла преодолеть такого зуда. Когда, наконец, пара, пошатываясь, вышла, они с Полом остались одни. Они пошли в кино, посидели немного в зрительном зале, но фильм оказался дерьмовым, и Чарли, вернувшись к себе, дико уставший, упал на кровать.
На следующее утро Чарли отправился к Энди Мерритту. Они сидели за завтраком в большой, стерильно чистой столовой Йельского клуба.
– Ну что, будет трясти? – первое, что спросил он.
– Вчерашняя сводка говорит, что сегодня будет хорошая погода.
– А что говорит Джо?
– Он говорит, чтобы мы не разевали варежку, пусть говорят другие.
Мерритт маленькими глоточками допивал последнюю чашку кофе.
– Знаешь, мне кажется, Джо порой слишком осторожничает… Он хочет сам управлять заводом в провинциальном городке и потом передать его по наследству своим внукам. Все это было вполне приемлемо на севере штата Нью-Йорк в далеком прошлом… Теперь же, если бизнес топчется на одном месте, не расширяется, можешь положить его на полку, забыть о нем.
– Но ведь мы расширяемся, и неплохо, – возразил Чарли, вставая из-за стола и направляясь вслед за широкоплечей фигурой Мерритта, в твидовом костюме, к выходу – Если бы мы не расширялись, нас бы давно не было.
Моя руки в туалете, Мерритт спросил Чарли, что он взял с собой из одежды. Чарли засмеялся.
– Ну, чистую рубашку да зубную щетку. Должна где-то лежать.
Мерритт повернул к нему свое квадратное удивленное лицо.
– Но ведь мы можем и задержаться там… Я заказал небольшой двухместный номер для нас в Уолдман-парке. Знаешь, в Вашингтоне на такие вещи обычно обращают внимание.
– Ну, на худой случай, я могу взять напрокат смокинг. Когда носильщик укладывал в багажник машины
большой чемодан Мерритта из свиной кожи и его коробку для шляпы, тот с обеспокоенным видом, нахмурившись, спросил, не будет ли перевеса.
– Нет, что ты, мы можем взять с собой дюжину таких чемоданов, как этот, – беззаботно ответил Чарли, нажимая на стартер.
Они быстро помчались по безлюдным улицам через мост, дальше по широким авеню с рядами низких небрежно построенных домов, протянувшихся до самой Ямайки. Билл Чермак выкатил самолет из ангара, все было в полном порядке.
Чарли похлопал его по спине, по короткой кожаной куртке.
– Ты всегда точен, тютелька в тютельку, Билл! – похвалил он. – Вот, познакомься с мистером Мерриттом… Послушай, Энди, а что, если Билл полетит с нами, ты не против? Ежели что-то случится, скажем, забарахлит мотор, он сможет собрать другой из булавок для волос и жевательной резинки.