Но неделю спустя, когда она вышла, как обычно, около двух часов из своей комнаты к столу, к большому воскресному обеду, устроенному Эгнис, то увидела Тэда. Он сидел, низко опустив голову, а его руки провинциала болтались между колен. Рядом с ним на стуле лежала зеленая коробка из цветочного магазина, и она сразу догадалась, что в ней лежат розы сорта «Американская красавица».
При виде ее он вскочил.
– Ах, Марго, прошу тебя, не обижайся… Знаешь, без тебя мне так плохо, ничем не могу заняться, все опостылело.
– Я на тебя не обижаюсь, Тэд, – сказала она. – Просто я хочу всем дать понять, что не потерплю ничьего вмешательства в свою личную жизнь и в мою работу.
– Понятно, понятно, – извиняющимся тоном произнес Тэд.
К ним подошла Эгнис, расплывшись в улыбке, поставила розы в вазу с водой.
– Черт возьми, совсем забыл! – воскликнул Тэд, вынимая из кармана коробочку из красной кожи. Он вдруг начал заикаться. – Видишь ли, па-па да-ал мне несколько акций побаловаться, но на про-ошлой неделе я сорв-вал хороший куш и вот куп-пил вот это. Только пообещай мне сперва, что будешь наде-вать его, только когда мы будем выходить с тобой вдвоем.
Это была нитка жемчуга, зерна небольшие, скверно подобранные, но все равно жемчуг есть жемчуг.
– Ну с кем еще я могу выйти в этом ожерелье, ты, остолоп? – От такой невольной грубости она вдруг покраснела. – Жемчуг не искусственный?
Тэд покачал головой. Она бросилась ему на шею, поцеловала.
– Черт возьми, кажется, оно тебе на самом деле нравится, – заговорил быстрее, уже не заикаясь, Тэд. – Знаешь, есть еще кое-что… Папаша разрешил мне взять «Антуанетту», ну, его яхту, знаешь… Можно будет этим летом совершить на ней двухнедельный круиз с гостями по моему выбору. Я приглашаю тебя и миссис Мандевилл. Я бы пригласил еще и мистера Мандевилла, но…
– Чепуха! – резко оборвала его Эгнис. – Я уверена, что ваша компания вполне обойдется и без меня… К тому же я страдаю морской болезнью… Мне всегда было ужасно плохо, когда несчастный Фрэд возил меня на рыбалку.
– Фрэд – это мой отец, – пояснила Марго. – Он всегда обожал побыть на воде… яхты… лодки… в общем, все такое… Думаю, поэтому я такая заправская морячка.
– Потрясающе! – воскликнул Тэд.
В эту минуту в комнату с воскресной прогулки вернулся Фрэнк Мандевилл, в утреннем пальто, с тростью с серебряной ручкой. Эгнис тут же выбежала на кухню, где жарила нашпигованную чесноком телятину с овощами, чтобы вытащить из духовки пирог с земляникой, от которого уже давно носился по комнате теплый соблазнительный запах.
– Черт возьми, как мне у вас нравится! – сказал Тэд, откидываясь на спинку стула, когда все они расселись за обеденным столом.
Почти всю весну Марго приходилось всячески выкручиваться, чтобы избежать неожиданной встречи Тэда с Джерри, – ей это было ни к чему. Они с Джерри никогда не встречались в театре; еще в самом начале она сказала ему, что никому не позволит вмешиваться в свою личную жизнь и работу, а он, бросив на нее пронзительный взгляд проницательных сердитых глаз, только сказал:
– Хамф… Мне очень хочется, чтобы было побольше таких вот девушек, как ты, пусть они говорили мне откровенно то же, что и ты… А так мне постоянно приходится их всех отгонять от себя.
– Что же в этом хорошего? – спросила она. – Ты, Валентино из агентства по найму актеров!
Ей, конечно, нравился Джерри Герман. Сколько у него всякой секретной информации о театральном бизнесе! Однако ей не нравилось, что чем они становились ближе друг другу, тем чаще он заставлял ее платить за себя в ресторанах и демонстрировал ей фотографии жены и детей, живших в Нью-Рошелле. Она усердно работала над исполнением кубинских песен, но пока из ее особого «гвоздевого» номера ничего не получалось.
В мае их шоу отправилось на гастроли. Она долгое время не могла решиться – ехать ей или не ехать. Куини Риггс была настроена резко против. Ей-то все равно, убеждала она, ей ничего не грозит во время турне, у нее нет особых амбиций, может, лишь стремление подцепить в пути в другом городе коммивояжера и выскочить за него замуж, покуда он еще не отрезвел после ночного кутежа. А у нее, Марго Доулинг, все обстоит иначе – впереди ее ждет карьера, и тут нужно, конечно, задуматься. Лучше пользоваться свободой все лето, чем танцевать в кордебалете на этих гастролях.
Джерри Герман ужасно на нее рассердился, когда она отказалась подписать контракт на гастроли. Он буквально взорвался прямо у входа в офис, на глазах у стоявших в очереди претенденток, никого не стесняясь.
– Ладно, хорошо! – бушевал он. – Я чувствовал, что такое случится обязательно… теперь у нее, видишь ли, голова идет кругом… теперь она возомнила о себе черт знает что… думает, что она Пегги Джойс… Ладно, с тобой У нас все кончено!
Марго смотрела на него в упор, прямо в лицо.
– Вы, по-видимому, принимаете меня за кого-то другого, мистер Герман. Насколько я знаю, лично я с вами ничего и не начинала, так что и кончать нечего!
Джерри Герман смотрел на нее с такой злостью, словно был готов ее задушить, немедленно, вот на этом месте. Когда она вышла из конторы, то услыхала за спиной хихиканье претенденток. Все, никакой тебе больше работы, ни в одной актерской труппе, для которых он набирает людей.
Все душное лето она провела в городе, бесцельно слоняясь взад-вперед по квартире Эгнис. А Фрэнк не упускал ни малейшей возможности, чтобы ее потискать, поэтому ей приходилось запирать двери своей спальни на ключ, когда ложилась спать. Весь день она лежала на кровати в этой ужасной жаркой маленькой комнатке с облезлыми зелеными обоями и грязными стеклами в окне, выглядывала через него на закопченные задние дворы, на пару китайских ясеней и вывешенное для сушки белье. Целыми днями она читала журналы, экспериментировала, как мартышка, со своей прической, маникюрила ногти и мечтала о том, как бы ей поскорее покончить с этой несчастной, омерзительной жизнью. «Омерзительной» – именно такое слово она где-то подхватила. Теперь оно прочно привязалось к ней, не давало ей покоя, все время звенело в голове: омерзительный, омерзительный, омерзительный. Теперь она решила, что сходит с ума по Тэду Уиттсли.
Наступил август, и Тэд написал ей из Ньюпорта, что мать заболела и их круиз на яхте откладывается до следующего сезона. Марго показала его письмо Эгнис, и та прослезилась.
– Ну что делать? Разве в море мало другой рыбки? – сказала Марго, успокаивая ее.
Они с Куини, которой пришлось уволиться во время гастролей после рукопашной схватки с режиссером, ежедневно обходили снова все агентства по найму актеров. Целых четыре недели они репетировали одно шоу, которое провалилось в день премьеры. Потом им удалось найти работу в варьете в Гринвич-Виллидж. Режиссер предоставил Марго возможность сделать свой кубинский номер, но его, к сожалению, вычеркнули из программы, так как спектакль получался слишком длинным.
Она не видела впереди никакого просвета, сплошной мрак. Как вдруг после Дня благодарения объявился Тэд и вытащил ее из дома вечером в субботу. Фрэнк лежал в постели – приступ почек, а Марго буквально сходила с ума от свалившихся на нее забот: убирать в квартире за Эгнис, ухаживать за больным Фрэнком, по вечерам торчать в душной комнате, так как довольно часто Эгнис приходила с работы поздно, не раньше десяти-одиннадцати вечера. Фрэнк не вылезал из постели, лежал с изможденным, пожелтевшим сердитым лицом и постоянно требовал к себе внимания. Эгнис, нужно отдать ей должное, никогда не волновалась, не ныла, но Марго до чертиков надоело слоняться в поисках работы по Нью-Йорку, и в конце концов она подписала контракт в одном ресторанчике с выступлениями артистов в Майами, где ей отныне предстояло играть роль затейника, а Куини с Эгнис в один голос завопили, что это конец всей ее артистической карьеры.
Она еще не уладила спор со своим агентом по поводу того, кто оплатит ей расходы по переезду на юг, когда однажды утром в феврале ее разбудила Эгнис. Она вся сияла, как новая монета, и Марго сразу поняла: что-то случилось, причем довольно важное. Да, ее требовал к телефону Тэд. Он слег с бронхитом и теперь месяц не будет посещать занятия в колледже, а станет учиться с репетитором на яхте отца, в Вест-Индии.