Они без умолку чирикали о своей новой жизни, новых ощущениях и, что неизбежно, о новых друзьях, которые вытеснили старых. Не одна старинная дружба расстроилась по причине того, что чаша весов неожиданно склонилась в ту или иную сторону. Старые друзья не знали, как разговаривать с этими новыми людьми, — они чувствовали себя неловко. Для них это было открытием.
Но одна тема в приемной была запретной. Никто не говорил о побочных эффектах, ставших проклятием их жизни с начала эксперимента. Большинство страдали повторяющимися время от времени головными болями, острыми желудочными болями, головокружением, тошнотой, полным набором физических недугов, которые служили предупредительными сигналами, указывавшими, что что-то не так. Каждая из них в утешение изобрела довод, будто проблемы связаны, вероятно, со снижением веса, а не с приемом лекарства. В конце концов, и лекарство могло быть мнимое, и тогда глупо было бы жаловаться на побочные эффекты.
Но никто и не собирался жаловаться на препарат. Иначе его больше не дадут.
Почти все женщины, собравшиеся в этой комнате, сбросили лишний вес, и, глядя на них, Дэвид Сэндхерст приходил в отчаяние, почти не поддававшееся утешению. Все дело в том, что только половине этих женщин дали оксиметабулин. Другой половине дали «пустышку», и не было абсолютно никаких причин, чтобы они сбросили хотя бы унцию.
— Ну что ж, вы похудели на полстоуна.
— Что еще? Сообщите мне хорошие новости.
Врач тщательно просмотрел данные.
— Все зависит от того, что вы называете хорошими новостями. Для некоторых любой диагноз, пусть даже самый ужасный, лучше, чем никакого. Если вы знаете, что с вами что-то не так, то можете хотя бы попробовать бороться с этим.
— Другими словами, со мной все так.
Рик откинулся назад, почувствовав и облегчение, и разочарование одновременно. Врач прав. Рик уже собирался было приписать свои безудержные, безответственные полеты фантазии опухоли головного мозга или какой-нибудь другой страшной болезни, которая растормошила его гормоны. Но все обстояло не так.
Головные боли почти наверняка были вызваны стрессом, так же как и потеря веса, и все другие симптомы. Рик коротко, неловко рассказал о своих разочарованиях в жизни. Врач с сочувствием рассмеялся.
— Мистер Гиффорд, да если бы была таблетка, которую я мог прописать против кризиса среднего возраста, то я бы прописал ее себе. В том, как вы себя сейчас чувствуете, нет ничего нового. Придумайте какое-нибудь новое развлечение. Отправьтесь с женой в романтическое путешествие. Играйте в гольф. Я именно так и делаю. Это пройдет.
Рик не сказал врачу, что чувствует он себя так уже давно. Раньше он контролировал свои чувства и держал их при себе, потому что такой он человек. Порядочный, разумный. У него жена и дети. Ответственность. Но с каждым прошедшим годом чувство долга все больше теряет в силе. Каждый день по дороге в офис он проезжает перекресток на трассе М4. И каждый день ему приходится крепче удерживать руль, чтобы рука плавно не повернула машину к западным графствам, к новой жизни.
Он пытался найти себе новое занятие. Ездил в романтические путешествия с женой. Но больше у него не было ни желания что-либо делать, ни решимости.
— Так сообщите мне хорошие новости.
Эмма сошла с весов, чуть не прыгая от эйфории. Ей не нужно говорить Дэвиду, насколько она похудела. С начала эксперимента она взвешивалась по меньшей мере три раза в день и знала точный вес и в фунтах, и в килограммах.
За три месяца она сбросила почти четыре стоуна и теперь весила меньше десяти стоунов — хороший вес для ее роста в пять футов десять дюймов, но выглядела она ужасно. Было очевидно, что огромное напряжение обезобразило ее тело. Сидевшее перед Дэвидом существо, похожее на сову, вызывало у него отвращение. Понятно, она сбросила лишний вес, но какой ценой? Она похудела так быстро, что кожа повисла на ее начавшей обретать очертания фигуре, точно сережки у индюка. Карманы застарелого жира как кулаки пристали к бедрам. Ее лицо осунулось настолько, что сделалось неприятным. Под глазами появились синие мешки, глаза налились кровью, хотя и сверкали.
Дэвид ненавидел эту женщину. Он понимал, что весь эксперимент вылетит в трубу, если она и дальше так же будет гробить себя. Скоро она вступит в царство болезненно худых, и тогда страшные слухи об «отсутствии аппетита» станут связывать с этим проектом.