— Отвечать на вопросы о домашних любимцах?
— Отвечать на вопросы об отношениях, давать советы насчет свиданий и всякое такое. Потому что ты — один из самых сексуальных холостяков штата. Не бойся. Я ответила, что вести такую рубрику ты не в состоянии.
— Потому что очень занят ветеринарной практикой?
— Нет. Потому что понятия не имеешь о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной.
— Зато ты — крутой эксперт, да?
— Этого я не говорила. — Лина шла медленно. Коул тоже. Причем не впереди, а рядом. — Совсем не считаю себя экспертом.
— Ну конечно! Ты — модель высокого полета, а я — мягкий, пушистый, сексуальный ветеринар.
— Никогда не летала высоко.
— Педикюр, маникюр, массаж…
— Это вовсе не высокий полет.
— Тогда что же?
— Зависимость от других. Желание, чтобы о тебе заботились, суетились вокруг. А я не хочу ни того ни другого. И никогда не хотела. Даже в детстве…
— Что в детстве?
— Сама заботилась о себе. Когда меня дразнили, не просила ни защиты, ни поддержки.
— А как реагировали родители?
— Папа говорил, что надо учиться самой себя защищать, а мама говорила, что надо привыкать общаться и налаживать отношения с людьми. Оба пытались воспитать меня независимой личностью.
— Мне очень жаль, — тихо произнес Коул.
— Жаль, что я могла сама за себя постоять?
— Жаль, что некому было защитить тебя. — Он остановился и заправил Лине за ухо выбившуюся прядку. Кончики пальцев легко коснулись щеки. — Прости, что дразнил тебя в школе.
— Все в порядке. — Лина с трудом проглотила внезапно застрявший в горле комок и немного отодвинулась. — Ты выучил урок. А я стала тверже.
— Да уж, — грустно улыбнулся Коул, — прямо образец твердости.
— Конечно.
— Потому-то и плакала вместе с миссис Морган, когда у той умерла кошка, дожив до двадцати одного года. И потому же радостно обнимала восьмилетнего Джордана, когда мальчику подарили котенка.
— Двух котят. Братиков. Сэсса и Трумэна. — Лина нагнулась и заглянула под раскидистый куст сирени. Никого, но зато какой аромат!
В детстве рядом с их трейлером тоже рос небольшой куст сирени, и Лина очень его любила. Но однажды мама вылила под него полбутылки отцовской водки и бутылку текилы, и сирень вскоре погибла.
Воспоминание расстроило, и Лина поспешно выпрямилась.
— Подожди-ка. — Коул нежно вынул из ее волос несколько запутавшихся цветков.
Лина прикрыла глаза и слегка покачнулась, поддаваясь магическому прикосновению. Но тут же спохватилась, взяла себя в руки и сделала шаг в сторону.
— Здесь черепахи не видно. Пойдем дальше. — Она решительно направилась к следующему кусту.
Коул не отставал ни на шаг.
— Мы до сих пор не обсудили тот факт, что ты считаешь меня самым сексуальным холостяком Пенсильвании.
— Газета называла и других. Список достаточно пестрый: нейрохирург из Филадельфии, пожарный из Миффлинберга, окружной прокурор из Питсбурга.
— Да, но ты-то номинировала не их, а меня. Потому что видишь во мне привлекательного мужчину.
— Потому что хотела тебе насолить.
— Это тебе удалось. Миссия с честью выполнена. А насолить хотела потому, что я тебе небезразличен.
Лина остановилась и посмотрела на Коула в упор:
— Ты о пари?
Коул поморщился, даже не пытаясь скрыть, как неприятен ему вопрос.
— Может быть, постараемся забыть о пари? Глупая ошибка. Признаю.
— Как бы ты отнесся, заключи мы с Тамекой пари относительно тебя и Элджи?
— Счел бы за честь. Но ведь пари-то заключил я.
Приглушенный бархатный голос обволакивал, Лина решила не поддаваться его чарам и пошла дальше.
— Кажется, мы забыли, что должны искать черепаху.
— А мы ищем. Кто сказал, что искать следует непременно молча? Кстати, тебе удается отлично обращаться с животными. В детстве у тебя были любимцы?
— Кошка по имени Мисси. А потом папа ее задавил, и она умерла. Задавил, конечно, не нарочно. Но после этого я поклялась, что никогда больше не заведу зверюшку.
— Не хотелось снова испытывать боль, да?
— Да. Родителям это оказалось только на руку. Они не слишком-то любили животных.
— А в моей семье как раз очень любили. У нас жили две собаки, три кошки, игуана и тропические рыбки. И даже маленький енот — несколько месяцев. Хорошо, что дом был большим: я то и дело кого-нибудь находил и приносил.
— Словно родился, чтобы стать ветеринаром.
— Да. А ты родилась, чтобы стать моделью.
— Наверное, — вздохнула Лина. С трудом удавалось сохранять присутствие духа, когда Коул находился так близко. И излучал свою фирменную энергию уверенности и неотразимости.
Спустя сорок минут им удалось обнаружить видавший виды пластиковый шлепанец, большую пачку батончиков с арахисом, раздавленную банку из-под диетической колы. Однако Боба нигде не было.
Перешли во двор по другую сторону от дома Томми. Боба не оказалось и там.
— А если посмотреть вон в том сарае? — Лина показала во двор за домом. Заборов между участками не было, так что пройти не составляло труда. — Хочешь, попрошу у хозяина ключ?
— Здесь не заперто. — Коул открыл дверь и заглянул внутрь. Окон в сарае не было, так что вокруг царила кромешная тьма. — Вот, подержи-ка фонарик, пока я кое-что здесь передвину…
— Ты захватил фонарик?
— Конечно. Всегда ношу на цепочке для ключей. Иди ближе. Ничего не видно.
Лина осторожно шагнула вперед. Темноты она, разумеется, не боялась. Однако несколько лет назад, после фотосессии в Мексике, начала опасаться всяких ползучих тварей. Змеи еще ничего, но вот скорпионы… Конечно, в Пенсильвании скорпионы вряд ли водились, но нельзя было быть уверенной на все сто процентов.
— Не двигайся, — внезапно приказал Коул.
Лина в ужасе замерла.
— Направь фонарь сюда.
Рука дрожала, а вместе с ней трепетал и слабый луч света. А вдруг мексиканский скорпион переехал сюда на каком-нибудь садовом инструменте и терпеливо дожидался своего звездного часа?
Коул нагнулся и что-то поднял с пола возле самой ее ноги. Так близко, что рука коснулась пальцев в открытых босоножках от Бонго.
Лина не упала в обморок. Даже не закричала от страха, хотя очень хотелось.
Коул выпрямился, держа в руке черепаху.
— Полагаю, вас зовут Боб?
От облегчения Лина едва не упала на колени. Во-первых, это оказался не скорпион, а во-вторых, она не наступила на Боба. Легко было представить заголовок в местной газете: «Модель большого размера раздавила любимую черепаху маленького мальчика». А ниже наверняка оказался бы какой-нибудь гнусный комментарий насчет того, что будь она моделью нулевого размера, то ничего страшного не случилось бы.
Лина опустила фонарик и увидела свои грязные коленки. К счастью, джинсы были куплены всего лишь в «Уол-март».
— Смотри, я испачкалась.
В следующее мгновение Коул ее поцеловал. Но на сей раз поддаться искушению и уступить не позволила гордость. Следовало активно протестовать. Иначе Коул наверняка подумал бы, что она нарочно спровоцировала такую ситуацию.
— Что ты делаешь? Я же предложила посмотреть, а не поцеловать!
— Прости, не устоял. — Коул пожал плечами и обворожительно улыбнулся. — Не в состоянии устоять перед обаянием грязных женщин.
— Ну и иди целуй своих женщин, а не меня.
— Не хочу целовать никого, кроме тебя.
И от самих этих слов, и от голоса Коула сердце едва не остановилось. Как ему это удается? Держит в руке черепаху и все-таки одним лишь словом, взглядом, поцелуем заставляет девушку дрожать — нет, трепетать.
— Давай… — Лине пришлось замолчать и откашляться. — Давай отнесем Боба домой.
Домой. А где же ее настоящий дом: там, в Чикаго, или здесь, в Рок-Крик, рядом с Коулом? Неожиданно возникший вопрос испугал больше, чем возможность встретить скорпиона.
— Коул, вы просто ангел! — Дама поцеловала доктора в щеку.
Миссис Уайнстайн было далеко за восемьдесят. Коул почти слышал насмешливый голос Лины: его обаяние распространялось на всех женщин независимо от возраста. Кроме самой Лины. Одной-единственной женщиной, которую никак не удавалось выбросить из головы.