— Все из-за этих наркотиков, — заметила Мэгги.
— Ну, сегодня я вовсе не проказничал, Мэгс, — ответил Кеннет, не открывая глаз. — Не клади абажур мне на голову.
— Нет, это ты не клади абажур себе на голову. — Она аккуратно положила книгу на тумбочку, слезла с целой горки подушек и положила голову на мускулистую грудь Кеннета.
— Я устал, Мэгс. — Это были кодовые слова, означавшие, что он не особенно интересуется сексом сегодня.
— Ты просто расслабься, — сказала Мэгги.
— Эй, ты хоть свет выключи, а?
— Минуточку.
Она наклонилась к нему и начала слегка чмокать его по груди до пупка, а потом и немного ниже до того места, где ее чувствительный нос уловил то, о чем она подозревала: предательский смешанный аромат рыбы луфаря и тмина, напоминающий запах женского полового инструментария. Как-то однажды Мэгги сама готовила такое блюдо из луфаря и семян тмина, запекала его в пергаменте с кориандром и лаймом — и они с Ниной повернулись тогда друг к другу с одной и той же мыслью. Они превратили все в шутку, назвав блюдо — луфарь a la puta[6]. И вот он, этот запах снова, в паху у Кеннета. Она вспомнила всю сцену, произошедшую сегодня в библиотеке: девушка выходит из туалетной комнаты, затем оттуда же крадучись выходит Кеннет. «Он хотел, чтобы я его поймала!» Мэгги была уверена в этом сейчас, вылезая из-под одеяла.
— Как давно ты трахаешь Лору Уилки?
Кеннет смотрел на нее невинным взглядом.
— Кого? — спросил он.
— Лору Уилки.
— Кто такая Лора Уилки?
— Понятно. Ты хочешь сказать, что не знаешь, о ком я говорю. Эта маленькая красотка в черном без бретелек, с которой предположительно гуляет Чарли Дакворт.
— Ее? Ты думаешь, я трахаю ее?
— Она работает в «Троп и Крават», не так ли?
— Не в моем отделе.
— Как ты мог притворяться, что не знаешь ее имени?
— Я не трахаю эту Лору Уилки.
— Кеннет, ты в самом деле так неумело лжешь, что я даже не могу понять, как ты можешь хоть что-то зарабатывать на Уолл-стрит. Я чувствую ее запах повсюду на тебе!
— О боже! Я ведь танцевал. Вспотел.
— Это не пот, ты, урод. Это рыба с тмином.
— Что?
— То, что у нее между ног, болван. Ты весь этим пропах.
— Ну, пожалуйста… Может, поговорим об этом утром?
— Нет. Утром тебя здесь не будет.
— Ха! — слегка фыркнул Кеннет и снова закрыл глаза, будто бросая ей вызов.
Мэгги встала на колени, сложила обе руки вместе, сцепив пальцы, как для молитвы, подняла и ударила изо всех сил вниз в солнечное сплетение Кеннету. Его тело странным образом катапультировало с кровати, как на пружине, будто его запустили, словно ракету. Потом он быстро катался по ковру, издавая странные визжащие звуки, совсем как те забиваемые перед продажей свиньи, которых они видели на бойне на севере Испании много лет назад. Но затем он прекратил визжать и начал задыхаться, и она поняла, что удар нарушил его дыхание. Еще несколько мгновений, и он просто тяжело задышал и закашлялся. Между вздохами ему даже удалось произнести:
— Ты, сука! — И она поняла, что он в полном порядке.
В промежутке она сняла каминную кочергу с бронзовой стойки.
— Я видела, как ты выходил из туалетной комнаты десятью секундами позже Лоры Уилки. Ты глупый обманщик, сукин сын, — прорычала Мэгги. — Вон, — потребовала она. — Вон из дому!
Когда выяснилось, что Кеннету трудно подняться, она ударила его кочергой по ягодицам. Кеннет встал в позу гориллы, как бы угрожая нанести ответный удар. Он добавила ему еще, на этот раз по голеням.
— Ты что, взбесилась, сука?!
— Вон! Вон из моего дома!
— Это и мой дом.
— Больше нет, — рявкнула Мэгги. — Ты променял его на пять минут стояка в туалете.
Она снова замахнулась кочергой. На этот раз Кеннет ринулся к каминной стойке и схватил совок с бронзовой ручкой.
— Вперед, Мэгс, — сказал он, дразня ее, как один из героев в сцене драки в «Вестсайдской истории». — Ну, давай, ударь меня еще раз.