В спальне ей стало нехорошо. Кеннет оставил дверцы шкафов открытыми и повсюду разбросал всякий мусор. Мэгги начала все собирать: коробочка из слоновой кости, полная запонок и косточек для воротников рубашек, его пояс для смокинга, несколько книжек в мягкой обложке, аэрозоль от насморка, дорожный будильник, солнечные очки. Затем сложила все это в пару коробок от обуви. Ей казалось, что она собирает пожитки умершего человека. После всего этого она передвинула мебель в комнате так, чтобы ничто не напоминало того места, где она и этот человек предавались любви на протяжении многих лет. Но это не принесло облегчения. Комната была наполнена чем-то наподобие психологического зловония, которое способны были искоренить только два слоя свежей краски и полный ремонт. Поэтому, забрав свои книги («Мэнсфилд-парк» Джейн Остин, «Кухню Анд» Менендеса и Веги и последнюю биография Виты Сэквилль-Уэст), она отправилась в северную гостевую комнату, как она ее называла, которая была оформлена в фирменном приключенческом стиле компании «Тимберленд», с полосатыми одеялами компании «Гудзон Бэй» на двуспальной кровати, плетеной корзинкой для рыбы, как бы случайно свисавшей с двустворчатого шкафа из березы, снегоступами, стоявшими в углу, чучелом щуки, улыбавшимся со стены, и другими атрибутами северных лесов.
В кровати наконец вся боль и дрожь дня начали отпускать, и она окунулась в экзотический мир андских рецептов: синий картофель в арахисовом соусе, филе ламы с конголезским горохом, салат из кактусовых листьев и цветы тыквы…
7
Почти сестры
Около полуночи зазвонил телефон. Мэгги считала, что люди, звонящие по телефону после десяти вечера, относятся к низшей форме жизни, но она была не такой человек, чтобы спокойно лежать, не обращая на телефон внимания, даже если звонит тот негодяй, с которым она до последнего времени делила ложе.
— Вы знаете, который сейчас час? — рявкнула она в трубку, которая была ловко вставлена в небольшую выемку в березовом бревне.
— Мэгги, не беспокойся. Это я — Линди.
Это была Линди Хэйган, в девичестве Линди Кац, соседка Мэгги по комнате в Смит-колледже. Линди вышла замуж за Бадди Хэйгана, очень известного продюсера («Презираемая», «Дредноут», «Доброе и беспокойное сердце», «Второй шанс») и жила в Лос-Анджелесе. Линди и Мэгги не болтали, наверно, уже год. Когда-то они были близки как сестры. В действительности даже более близки, поскольку между ними не было ревности, существующей между братьями и сестрами. У Линди был хриплый артистический голос, хотя она и не работала по профессии с восьмидесятых годов.
— Мне нужно отсюда уехать, — сказала она без всякого предисловия. Привычное для Линди балансирование на краю маниакальности — качество, придававшее ей неповторимое очарование, — сейчас было похоже на абсолютную панику. — Я ненавижу в Лос-Анджелесе всех и каждого, понимаешь, и не выдержу здесь даже одного дня. Даже секунды.
— Что с тобой происходит?
— На прошлой неделе я обнаружила, что Бадди — голубой, ничего себе…
Мэгги села и вздохнула.
— Бадди Хэйган — голубой?
В ее голове последовательно пронеслись кадры: Бадди Хэйган смазывает доску для серфинга на пляже в Ист-Хэмптоне в 1983 году (в то лето они с Кеннетом жили на старой мельнице на Рам-роуд), а все женщины из средств массовой информации, богемные тусовщицы и девушки из массовок, мечтающие стать звездами, толпятся вокруг, чтобы хоть раз взглянуть на него; Бадди в смокинге на торжественном вручении призов Академии киноискусства с лицом таким же блестящим, как золото статуэтки, с триумфом поднимающим своего «Оскара» за лучшую картину; Бадди, отдыхающий под липой на площади Дофина в Париже однажды на Пасху в девяностых, когда они вчетвером слетали туда на «Конкорде» шутки ради. Вот уж никогда не подумала бы…
— Ты застала его за этим?
— Ты шутишь? Я скрывалась бы сейчас в Парагвае от ареста по обвинению в убийстве. Нет, нет, нет, нет, нет. Он просто объявил об этом, вот и все. Представь, мы — в «Багателле» на Мелроуз. Маленькие розовые столики. Свежие маки. Геффен, Катценберг, Вуппи Голдберг, Джордж Клуни. Джулия Робертс, Патти Хатэвей. Как будто весь журнал «Энтертейнмент тунайт» собрался вместе. И это было очень дальновидно со стороны Бадди, поскольку он понимал, что я не устрою никакого скандала перед такой толпой, понимаешь? Он начал так: «Я хочу с тобой кое-чем поделиться». Как тебе это нравится? Поделиться со мной? Ха! Ты можешь себе представить это в крупном кадре? Морщинистое лицо, глаза в щелку, как у Клинта Иствуда, одет по-спортивному от Ральфа Лорена. Тебе ясно? Ну, я ему и говорю: «Делись, дружок», хотя понимаю, что это звучит немного нахально, но я ведь не сторонница этого дерьма из «Нью-Эйдж»[8], типа «нужно бережно относиться к хрупким вещам» или «пилюлю надо подсластить», я его чую носом за двадцать верст. Только вот я-то, дурочка, думала, что он потерял очередные двадцать миллионов или что-то еще в этом роде на какой-нибудь глупой сделке, которую крутят уже по третьему разу. А он мне и говорит: «Мне открылись такие мои качества, которые лежали, закопанные во мне, годами». И это уже похоже на диалог из его идиотских фильмов, улавливаешь? Я говорю: «А по-английски нельзя?» А он мне: «Я — бисексуал». У меня и челюсть под стол упала. Ты понимаешь? И я ему: «Мне тебя поздравить с новым достижением в жизни?», а он: «Нет. Я хотел, чтобы ты знала, поскольку кое-кто начал меня шантажировать, и лучше я сам расскажу тебе, чем ты услышишь это в новостях по телевизору». Скажи мне, Мэгги, что происходит с мужиками и их членами? Почему им хочется совать их в каждую дырку?..