По комнатам прошли официанты, держа на весу подносы с холодными и горячими закусками: эмпанадас с кабаньим мясом, «ангелы верхом», листья цикория с кремом из тресковой печени, крабовые палочки, крудитей (она увидела, как Хэйворд украдкой схватил стебель сельдерея. Какой ужас!), тарталетки с сыром горгонзола, фиги с прошутто, оладьи с запеченными кусочками лосося, мини-стейки без костей в горчичном соусе, «пьяные» креветки, нежные колбаски с дарами моря и «поросята в одеялах». Последнее блюдо было данью памяти отцу Мэгги, Фрэнку Хедьюку из Вифлеема, штат Пенсильвания, который умер почти десять лет назад. Вспоминая о нем, Мэгги осторожно вытерла слезу из уголка глаза. Он сейчас в миллионах лет и миллионах километрах от нее и от всего, что окружает ее в этом мире.
Она повела толпу гостей за собой в танцевальный зал так, будто была морской разбойницей. Оркестр на балконе играл один из величавых галиардов композитора шестнадцатого века Доулинга. Музыку было едва слышно за шумом оживленных разговоров. По всему огромному залу официанты усиленно подливали в бокалы гостям шампанское. В конце концов Мэгги уверилась, что вечер достиг определенного момента, когда его не сможет остановить ничто, кроме несчастья, сравнимого только с пожаром. Этот прием походил на невероятный локомотив, машину на колесах, приводимую в движение паром, собрание удивительных устройств, клапанов, валов, поршней, свистков и колоколов, которая, будучи раз запущенной, может без остановки, на полном ходу, добежать до края земли. Мэгги ясно ощутила, как беспокойство оставило ее. Это было знакомое чувство. Будто с ее плеч свалился двухтонный сейф. Ради всего этого она и жила. Уголки ее губ поднялись, и лицо спокойно засветилось. Наконец-то она могла позволить себе насладиться плодами своего труда.
3
Не снижая скорости
Мэгги летала по залу от одного гостя к другому, как пчелка от цветка к цветку. У нее был дар быстро занимать людей. Она понимала, что движет ее друзьями и воодушевляет их, и могла моментально ухватить сущность происходящего, не тратя нервы на предварительные расспросы. У нее было правило: при встрече с незнакомыми людьми сфокусироваться на них, узнать в первую минуту встречи как можно больше об их чаяниях, по-настоящему заинтересоваться тем, что они говорят, всегда помня, что каждая личность — это вселенная. В этом случае — и она искренне верила в это — можно было узнать что-то о человеке. Она полностью забыла об этом правиле, когда, подойдя ближе к огромной рождественской елке, обернулась и увидела перед собой Лоренса Хэйворда. Ей показалось, что в момент, когда их глаза встретились, он отпрянул.
Стараясь восстановить равновесие, Хэйворд взял ее за руку и удостоил воздушного поцелуя в европейской манере.
— Хозяйка дома — просто очарование, — сказал он.
Все это выглядело так помпезно и лживо, что Мэгги захотелось стукнуть его по голове. Грубая сила этого неожиданного желания поразила ее. Но тут она заметила официанта, повернувшего к ним с подносом «ангелов верхом», и ее охватило злой задор.
— Не хотите ли попробовать, Лоренс? — спросила она, снимая с серебряного подноса жирную устрицу, завернутую в бекон, соблазняющее проводя ею прямо у него под носом.
— Нет, спасибо, — ответил он, сделав странный жест отказа волнистым движением своих длинных бесцветных пальцев.
— Ну, не вам же волноваться по поводу холестерина.
— Мне никогда не нравились дары моря, — пробормотал Хэйворд.
— Ну, откройте ротик. Шире.
Хэйворд отпрянул, как Квазимодо в той сцене у позорного столба, когда Эсмеральда попыталась дать ему воды. Но, несмотря на это, Мэгги искусно пробилась сквозь оборону Хэйворда и положила жирный лакомый кусочек ему в рот.
— Хороший мальчик, — сказала она.
Чувство неловкости, которое испытывал Хэйворд, взволновало ее. Его лицо стало зеленым, как старая медь. Как будто Мэгги специально хотела придать ему антикварный вид. Хэйворд еще раза три пережевал эту устрицу, прежде чем проглотил ее. Так, наверное, можно жевать только компрометирующую бумагу, когда с обыском нагрянут агенты ФБР. Последовавшая за этим улыбка была тусклой и неубедительной. Но тут Мэгги поймала на себе взгляд Гвидо Паскулини, хранителя средневековой коллекции музея Метрополитен. Она предложила Хэйворду попробовать эмпанадас с мясом кабана и упорхнула.