Разнородныя мысли толпились въ моей головѣ, пока я смотрѣлъ на огонь. Я начиналъ вспоминать и колодника на болотѣ, и таинственнаго молодчика, и обѣщаніе обокрасть тѣхъ, кто пріютилъ меня; мнѣ показалось, что даже красные угли смотрѣли на меня съ укоризною.
— А! сказала мистрисъ Джо, ставя на мѣсто орудіе пытки. — На кладбище, въ-самомъ-дѣлѣ! Конечно, кому, какъ не вамъ упоминать о кладбищѣ. (Хотя, замѣчу въ скобкахъ, Джо вовсе не упоминалъ о немъ.) Въ одинъ прекрасный день свезете меня на кладбище. Вотъ ужь будетъ парочка безъ меня!
Мистрисъ Джо начала приготовлять чай, а Джо нагнулся ко мнѣ и какъ-будто обсуждалъ, какую именно парочку мы бы составили при столь-несчастномъ обстоятельствѣ. Послѣ этого онъ молча расправлялъ свои кудри и бакенбарды, — слѣдя глазами за всѣми движеніями моей сестры, что онъ всегда дѣлалъ въ подобныхъ случаяхъ.
Мистрисъ Джо имѣла извѣстную манеру приготовлять намъ хлѣбъ съ масломъ. Прежде всего она крѣпко прижимала хлѣбъ къ своему переднику, отчего часто булавки и иголки попадали въ хлѣбъ, а потомъ къ намъ въ ротъ. Потомъ она брала масло (неслишкомъ-много) и ножомъ намазывала его на хлѣбъ, словно приготовляя пластырь; живо дѣйствовала обѣими сторонами ножа и искусно обчищала корку отъ масла. Наконецъ, проведя послѣдній разъ ножомъ по пластырю, она отрѣзывала толстый ломоть хлѣба, дѣлила его пополамъ и давала каждому изъ насъ по куску. Хотя я былъ очень-голоденъ, но не смѣлъ ѣсть своей порціи:, я чувствовалъ, что необходимо было запасти чего-нибудь съѣстнаго для моего страшнаго колодника. Я хорошо зналъ, какъ аккуратна и экономна въ хозяйствѣ мистрисъ Джо, и потому могло случиться, что я ничего не нашелъ бы украсть въ кладовой. На этомъ основаніи я рѣшился не ѣсть своего хлѣба съ масломъ, а спрятать его, сунувъ въ штаны.
Но рѣшиться на такое дѣло было не очень легко. Мнѣ казалось, что не труднѣе было бы рѣшиться спрыгнуть съ высокой башни, или кинуться въ море. Джо, незнавшій моей тайны, увеличивалъ еще тягость моего положенія. Какъ уже сказано, мы находились съ Джо въ самыхъ дружескихъ, почти братскихъ отношеніяхъ; такъ у насъ былъ обычай по вечерамъ ѣсть вмѣстѣ наши ломти хлѣба съ масломъ и, время отъ времени откусивъ кусокъ, сравнивать оставшіеся ломти, поощряя такимъ образомъ другъ друга въ дальнѣйшему состязанію. Въ этотъ памятный вечеръ Джо нѣсколько разъ приглашалъ меня начать наше обычное состязаніе, показывая мнѣ свой быстро-уничтожавшійся ломоть. Но я все сидѣлъ какъ вкопаный; на одномъ колѣнѣ у меня стояла кружка съ молокомъ, а на другомъ покоился мой неначатый ломоть. Наконецъ, я пришелъ къ тому убѣжденію, что если дѣлать дѣло, то лучше придать ему самый правдоподобный видъ. Я воспользовался минутой, когда Джо не смотрѣлъ на меня, и проворно опустилъ ломоть хлѣба съ масломъ въ штаны. Джо, повидимому, безпокоился обо мнѣ, думая, что у меня пропалъ аппетитъ; онъ кусалъ свой ломоть задумчиво и, казалось, безъ всякаго удовольствія. Необыкновенно-долго вертѣлъ онъ каждый кусокъ во рту, долго раздумывалъ и наконецъ глоталъ его, какъ пилюлю. Онъ готовился откусить еще кусочекъ и, наклонивъ голову на сторону, вымѣрялъ глазомъ сколько захватить зубами, когда вдругъ замѣтилъ, что мой ломоть исчезъ съ моего колѣна.
Джо такъ изумился и остолбенѣлъ, замѣтивъ это, что выраженіе его лица не могло не быть замѣченнымъ моею сестрою.
— Ну, что тамъ еще? рѣзко спросила она, ставя чашку на столъ.
— Послушай, бормоталъ Джо, качая головою, съ выраженіемъ серьёзнаго упрека: — Пипъ, старый дружище! ты себѣ этакъ повредишь. Онъ тамъ гдѣ-нибудь застрянетъ, смотри! Вѣдь, ты его не жевалъ, Пипъ!
— Ну, что тамъ еще у васъ? повторила моя сестра, еще рѣзче прежняго.
— Пипъ, попробуй-ка откашлянуться хорошенько. Я бы тебѣ это, право, совѣтовалъ, продолжалъ Джо съ ужасомъ. — Приличія, конечно, дѣло важное, но, вѣдь, здоровье-то важнѣе.
Сестра моя къ тому времени пришла въ совершенное неистовство; она бросилась на Джо, схватила его за бакенбарды и принялась колотить головою объ стѣну, между-тѣмъ, какъ я сидѣлъ въ уголку, сознавая, что я всему виною.
— Теперь, надѣюсь, ты объяснишь мнѣ въ чемъ дѣло, сказала она, запыхаясь:- чего глазѣешь-то, свинья набитая.
Джо бросилъ на нее безпомощный взглядъ, откусилъ хлѣба и взглянулъ на меня.
— Ты самъ знаешь, Пипъ, сказалъ онъ, дружественнымъ тономъ, съ послѣднимъ кускомъ за щекою и разговаривая, будто мы были наединѣ. — Мы, вѣдь, всегда были примѣрные друзья и я послѣдній сдѣлалъ бы тебѣ какую непріятность. Но, самъ посуди… и онъ подвинулся во мнѣ съ своимъ стуломъ, взглянулъ на полъ, потомъ опять на меня:- самъ посуди, такой непомѣрный глотокъ…