— Ну раз ты пришёл один, то веселья уже можно не ждать. А раз веселья можно не ждать, то намечается разговор. И поскольку я, кажется, знаю, о ком он будет, то лишние свидетели нам не нужны.
Хант поднял бровь, помолчал, а потом рассмеялся и покачал головой.
— Мда.
— И пока ты не разразился пространной тирадой, замечу — зря.
— Что именно? — устало спросил Хант, а Юджин высокомерно скривился и потянулся к стакану с выпивкой, который стоял на небольшом столике рядом. Он сделал пару глотков и указал бокалом на две тёмно-серые папки.
— Зря взял эту Мэй. Слишком молода. Я всё-таки почитал досье.
— У неё хорошие показатели интеллекта, к тому же, Мессерер готовила её своей преемницей.
— Вот именно. Мы знаем, что она подделывала результаты. И Мэй может вполне оказаться одной из этих сепаратистов, а ты впустил её в святая святых.
— Святая святых — это апартаменты Суприма, всё остальное имеет вторичную важность.
— Хант!
— Я слушаю тебя, — Артур медленно повернул голову и посмотрел прямо в глаза Юджина, которые бледно светились в полумраке кабинки. — Ну?
— Ты даже не перепроверил её генетическую карту! — воскликнул Вард, но осёкся, заметив появившуюся на лице Ханта кривую улыбку. — Ты специально…
Артур кивнул и устало прикрыл глаза.
— Первое правило крупной охоты — дай почувствовать жертве свою безопасность. Если наша зверушка ни в чём не виновата, мы ничего не теряем. Но если она как-то связана с Сопротивлением, я обязательно это узнаю. Из всех, кто остался в Лаборатории Мессерер, она единственная, кто дотягивает показателями до стандартов Канцеляриата. Если честно, выбирать было попросту не из кого.
Хант расстроенно покачал головой и откинулся на спинку кресла. Вард же помолчал, прежде чем недовольно покачал головой и сделал глоток, скривившись от приторного вкуса выпивки. Артур хохотнул. Алкоголь считался в Городе привилегией избранных, но даже это не могло заставить Ханта пить ту сладкую дрянь, которую делали из многолетней пшеницы. Невыносимая дрянь.
— Что показал досмотр? — спросил он.
— Чиста. Будь на ней что-то, я бы её не привёл.
Хант протянул руку и подцепил верхнюю папку с досье. Открыв на первой странице, он уставился на снимок Мэй. На первый взгляд в ней не было ничего необычного или настораживающего. На Артура смотрела молодая женщина весьма обычной наружности. Разве что её глаза можно было назвать хоть сколько-нибудь красивыми, — синие, как небо на старых картинах, — но и те портили нависшие веки, излишняя худоба лица и какая-то общая угловатость. Правда, череп был до странного правильным, хотя под кудрявыми волосами этого было, конечно, не видно.
— Вижу, ты уже ознакомился. — Хант брезгливо смахнул какие-то крошки, что прилипли к странице. — Партнёр? Дети есть?
Послышалось фырканье, а потом судорожный кашель.
— Живорождённая дочь бунтовщиков, Хант, — выдавил из себя Юджин, который всё никак не мог откашляться. — Хорошо, если влагалище не зашито. Так глубоко я её не досматривал.
Он хохотнул, но осёкся под ледяным взглядом и сухо добавил.
— Стерилизована в десять лет. Живёт одна.
Артур снова посмотрел на фотографию. Что же, это многое объясняло. По крайней мере, недостаточный по меркам Города рост и общую недоразвитость вторичных половых признаков до установленного Канцеляриатом стандарта. Флоранс Мэй была определённо ущербна, хоть в том и не её вина.
— Я был на казни её родителей. Сколько ей тогда было? Год? Два? — спросил он, вглядываясь чуть внимательнее в попытке уловить то неясное чувство, которое засело где-то в висках и теперь сильно зудело. Хант чуть склонил голову набок и вдруг понял — глаза. Он, кажется, уже видел этот взгляд раньше. Или нет? Артур нахмурился.
— А какая разница? — брезгливо скривился Вард. — Оба синтезированы и выращены на человеческой Ферме. Генетических карт, разумеется, не осталось. Но, насколько я понял, они были с мутацией гена. Отсюда и дурацкое восстание. Их казнили, девчонку отправили в Интернат.
— Удивительное место, — пробормотал Хант. Он захлопнул папку и поднял взгляд, когда в их кабинку вошла одна из официанток. — От шлюх до учёных. Должен заметить, у них большой разброс… образовательных программ.
— И излишняя страсть к стерилизации. Чёртова политика генетического совершенства.
— Это не прихоть, а необходимость. Вряд ли ты захочешь окончить жизнь на эшафоте, если у тебя найдут пару дефектных потомков от местной танцовщицы.
— Да я первый сверну им шею, — рассмеялся Вард, и Хант криво улыбнулся. — Но всё-таки какие-то они не такие после этой процедуры.